Она вздохнула.
— Бывало, слушаю его: все логично, по полочкам разложено, разбить невозможно, а — ложь! Умом соглашаюсь, а здесь — нет, не лежит. Знаю, поступи так — и назад не будет дороги, потому что у него только факты, а Достоевский, помнишь, говорил, что и за фактом что-то еще должно быть.
Таня повторила:
— Ты так и не ответил, как с Лидой?
— Хорошо, — сказал он. — Юлька большая, шестой год.
— Шестой! — она покачала головой. — Я знала, что у тебя худо не будет. С тобой не может быть худо. Да и Лида раз уж взяла, то своего не упустит. Иногда увижу вас вместе, отойду. Завидую. Такой ты ухоженный, Борька, наглаженный, чистый. Она кандидат?
— Защищает.
— Удивительно! Лидка — кандидат наук. Везде преуспела. Что ж ты-то отстал?
Он усмехнулся.
— Меня наука не тянет. Я — практик.
— И тут она на высоте. Понимает, что ты без людей не сможешь. Как это раньше мы ее недооценивали?
Она поглядела на Кулябкина.
— А врач, Борька, ты удивительный! Я слышала, как ты с папой… — она помолчала. — Никто не мог, ни один человек не мог, а ты взялся… Да и лекарство, оказывается, есть, это же надо! А ведь ему выписали морфий. Как же так, Борька?
— Я видел, — кивнул он. — Рецепт лежал на твоих тетрадях.
— Да, да, — сказала она. — Они сложили руки, когда, оказывается, можно было бороться. Это же преступно, Боря.
— Что ты говоришь, Таня, — сказал он. — Ты же сама меня просила…
— Как?
Ужас застыл в ее глазах.
— Как? Но этого нельзя было делать! Ты же обещал ему лекарство. Копустрин. Он же тебе поверил.
Кулябкин сказал:
— Лекарство ты получишь сегодня.
— Получу?
— Таня, — Борис Борисович взял ее за руку. — Постарайся быть сильной… Теперь вся надежда на тебя, на твое умение держаться… Придешь ко мне на работу, и мы позвоним Ивану Владимировичу, скажем, что лекарство… копустрин…
— Но его же нету?
— Копустрина нет, — сказал Кулябкин. — Но я дам тебе новокаин со стертыми этикетками.
— Боря! Это же не поможет! — почти крикнула она.
— Не поможет, — согласился Кулябкин. — Вводить будешь с морфием.
Она заплакала, Кулябкин шагнул к ней, но Таня его остановила.
— Нет, нет, не нужно, не нужно… Я сейчас… сейчас… Это нервы. Отец прав: чудес не бывает…
Она вытерла слезы.
— Будь мужественной, Таня, — сказал Кулябкин. — Это даст ему надежду, даст силы. Я буду приходить…
— Спасибо, — едва слышно сказала она. — Спасибо, Боря. Мы знали, что ты нам поможешь.
Он торопился домой, а сам невольно думал то об Иване Владимировиче, то о Тане. «Нелепо-то как… Носил Антипову записки, а он хорошо знал, чего это мне стоило».
