Саша согласно улыбнулся, но не потому, что заметил в движениях танцоров неуклюжесть, а лишь чтоб угодить свирепому барону.
— Они еще только учатся быть людьми, ваша честь, — сказал он при этом.
Барон весело рассмеялся, найдя в этом выход своему раздражению.
Неподалеку стоял на стуле Олег Коркин и накручивал механический завод своей кинокамеры. Эпизод не вызывал в нем творческого вдохновения, и он демонстрировал это выражением глубочайшей скуки на лице. Даже веселый смех барона вызвал у него не более, чем зевок.
— У вас какое-то странное отношение к барону, Густав, — сказала Марина своему собеседнику. — Вы что, не любите его?
Паулиц посмотрел на нее изумленно и рассмеялся.
— Люблю? Известно ли вам, милая госпожа, что этот самый барон фон Розенден каких-то восемь лет назад взял наш город штурмом и разграбил его?
— Какой ужас! — сказала Марина. — А вы его так принимаете?
Паулиц пожал плечами.
— Да, увы… Герцог его простил и приблизил к себе. И все же он ненавидит нас столько же, сколько и мы его.
Марина задумчиво повернула голову, разглядывая танцующих дам и кавалеров, почетных гостей, тучных, солидных, разукрашенных, Сашу, присевшего на стул и склонившегося над своей записной книжкой, барона с сатанинской усмешкой на лице. Все это показалось ей каким-то диковинным спектаклем, комедией абсурда, в которой у нее самой была роль, идущая вразрез с ее внутренними побуждениями. Наверное, она устала от экзотики, и ей захотелось простых человеческих чувств.
Она подняла голову на Паулица и спросила:
— Густав, я нравлюсь вам в этом платье?
Тот сдержанно улыбнулся и отвел глаза в сторону.
— В нем вы настоящая королева, госпожа. Но ведь завтра вы все равно наденете свою мужскую одежду, не так ли?
— Нет, — сказала Марина с улыбкой, — если вам нравится, то я буду одеваться только так. Когда мы будем танцевать?
Паулиц радостно улыбнулся. Именно в этот момент оркестр сменил музыку, и танцоры стали выстраиваться для следующего танца.
— Немедленно, — сказал он, подал ей руку, и они пошли занимать свое место в ряду танцующих.
На Тиммесдорф опустилась ночь. В ярком лунном свете по тихим улицам прошла ночная стража, топая сапогами и побрякивая оружием. Пробежал, прячась в тени, какой-то человек, кутаясь в плащ.
И вот со скрипом и скрежетом подъехала к одному из домов в районе проживания богатых горожан неуклюжая карета с фонарем на подвеске. Двое слуг соскочили с запяток, и один из них стал стучаться в дверь дома, а другой открыл дверцу кареты.
