— Пора снимать твой гипс, — сказал Йонас.
— Как скажете, доктор.
— А у вас что? — спросил второго, у которого от смеха тряслись еще щеки и рукавом он вытирал слезы.
— У меня ничего! — он снова стал смеяться и отвернулся. — Беспричинный смех.
— Перед получкой такое случается, — сказал доктор.
В конторе его ожидала Роза. Была в черных мужских очках, которые прикрывали добрую половину ее лица.
— Снимите больному гипс, — сказал он фельдшеру.
Повернулся лицом к Розе:
— Будем делать укол?
Она тряхнула головой: нет.
— Чем займемся? — спросил он и поправил на побитой переносице очки.
— Вы должны меня простить. Я не ведаю, что делаю.
Доктор промолчал.
— Я нуждаюсь в помощи… Вы меня поддержите?
— Доказательства налицо, — сделал вид, что шутит. — Но методы ваши не разделяю. Ложью ничего не было сотворено.
— Нынче, при дневном свете, мне стыдно и кажется, всего этого и не было… Придет вечер, я знаю, и снова буду настаивать на своем. Разве может так быть?
— С точки зрения медицины, все верно.
Она не спросила, считает ли он ее больной.
— У нас есть минута времени?
— Думаю, да. Пока машинисту снимут с руки гипс.
За стеной раздался раскатистый хохот.
— Разве так щекотно, когда снимают гипс?
— Не должно быть. Наш машинист — он главный анекдотчик в поселке…
Роза молчала, и он ей не мешал.
— Нет у меня круга людей, для которых я была бы свой. Понимаете? Я люблю общение, я не чуждаюсь, но у меня решительно не получается завязать хотя бы самую иллюзорную связь. Я встречаюсь, пью чай, слушаю, сама откровенничаю, сплю с мужем, веду уроки в классе — и все время я с чужими. Угм? Это не одиночество, потому что я никогда не бываю одна… Готова заплатить любую цену: любовь, свободу, чтобы слиться, соединиться с окружением, смешаться со всеми мне подобными, стать частицей… Знаете… Не могу найти контакта с природой и животными. Это я недавно только поняла. Какой-то страх. Ни с кем не могу разделить цели, мне уже неважно, какая она. Вам кажется, что я оправдываюсь? Я не могу связать своего бытия с остальным миром. Скажем, вот с этим поселком, который для нас и составляет весь мир. Я не оправдываюсь, я страдаю.
— Вы объясняете. Это сродни оправданию.
— Я ничего не способна объяснить. Я готова пасть в ноги и ему и нам, но во мне ничего не изменилось. У меня есть и ум, и фантазия, но я не могу понять: почему я такая, какая есть?
— У вас есть ум, это вы говорите, и фантазия. Вы хотите уйти из своего пассивного состояния и что-то творить, конструировать. У вас это не получается, и вы нашли другой возможный путь — решили разрушать.
