Сергей молча залепил ей пощечину — под скулами у него заходили желваки. Тамара, спрятав вспыхнувшее лицо в ладонях, несколько мгновений еще прислушивалась к себе, затем вытерла выскочившие слезы и облегченно выдохнула:
— Ну, спасибо, братик. Сразу легче мне стало. А так же несправедливо получается… Еще насмехаться подружка вздумает — на добрых, известно, воду возят.
— Прости. Жалко мне тебя, сестра. Будто не я, а ты в беду попала. Видать, много тебя обижали разные Жорики, раз столько желчи в тебе скопилось. Устала ты на двух работах, из кожи вон лезешь, того и гляди, пена изо рта пойдет… Ради чего надрываешься?
— Хоть ты пожалел. Вот если б мне еще мужик путевый — ты б ног из ковров не выпутал, от блеска хрусталя зажмурился…
— Да я не о том, — с досадой отмахнулся Сергей. — Кроме хрусталя, на который — знаю — тебе наплевать, осталось для тебя в жизни что-нибудь святое?
— Ну-у, проповедник из Видибора, затянул молитву… — презрительно изогнула верхнюю губу Тамара. — Сын у меня. Этого тебе мало?
— А много ты видишь за работой своего сына?
— Ничего. Зато он у меня ни в чем нуждаться не будет.
— Он будет нуждаться в главном…
— Это в чем же? Подскажи!
— Да уж не знаю, какими словами тебе и объяснить это… Наверное, в том, без чего так плохо сегодня нам с тобой. Вот живем мы в большом городе, а все равно вертимся каждый на своей, маленькой, орбите в ограниченном пространстве. Разве не так? Днем — пивной павильончик, ночью — цех, вороха маслянистой стружки, упаковочная бумага, одни и те же лица… Что за радость в таком существовании?
— И какой же ты видишь выход из этого… ограниченного пространства?
— Да какой… Одевайся. Для начала в театр махнем. Столица на гастролях — театр Маяковского. Это в котором Армен Джигарханян… Его-то хоть знаешь?
— Прямо сейчас?
— А что? Не пропадать же билетам. Знаешь, сколько было желающих? Но в цеха почти не давали, а у нас, в отделе, свободно.
— Не-е, Сереженька… спасибо. У меня и платья для театра нет, и прическу надо делать. Как-никак — Армен Джигарханян! В другой раз, ладно?
— Другого раза может и не быть, — грустно заметил Сергей. — Уедет театр…
— Другой приедет. А нет — как-нибудь переживем эту беду, — вымученно усмехнулась Тамара, погладила в утешение брата, как в детстве, по голове.
— Скоро, видать по всему, перестану тебя стеснять, — грубовато увернулся от ее ласки Сергей.
— Куда же ты уйдешь? — снова насторожилась она. — К ней, что ли?
— Обещают общежитие. Ты не обижайся, сестра.
