Цветение калины | страница 45



— А мне показалось, я тут лишняя, — порывисто поднялась Вера с мягкого кресла.

— Как не стыдно, Вера! — Зара Антоновна, как школьницу — за плечи — усадила ее обратно.

— Слушай, анэкдот хочешь?

Вера вполуха слушала чепуху, которую нес Додик, злоупотребляя акцентом, — ее слух напряженно ловил обрывки фраз, доносившиеся из кухни, где беседа, похоже, приняла чисто деловую окраску.

— …не перепутал конверты?

— Что я мальчик, да? Здесь — кусок… зелеными купюрами.

— Ладно, вижу. Сколько наверх взяли?

— …три куска.

— Врете, поди, мерзавцы?.. директор рискует… девчонка запомнила… полетите домой.

— …

— Заказаны на девятое. Завтра до смены… у заднего входа, да… загрузите остаток.

— …мы на углу Карбышева и Калиновского — найдете. С помидорами… не возвращайтесь, ясно? Машину в гараж. Резвитесь на такси…

Гошка вернулся в гостиную с бутылкой шампанского под мышкой.

Зара Антоновна, обновив закуски на широком подносе, пожаловалась Вере:

— Вот, надумали завтра улетать. Георгий соскучился по дедушке, Давид — тоже…

— Привет дедушкам-долгожителям, — усмехнулась Вера.

— Что такое привет? Вместе паедем. Клянусь, маему дедушке ты панравишься!

— И на том спасибо.

— Смеется. Что панимает, да? — взмахнул рукой Гошка. — Но к тваему дому тибя можно падвезти?

— Если вас не затруднит.

— Ва-а! Зачем так гаваришь опят?

9

В конце февраля Сергей сдал госэкзамены, получил диплом механика, однако по возвращении в Видибор так и не показался на машинном дворе, где полным ходом шла подготовка техники к посевной. Домашним так объяснил причину отъезда в Минск, глядя в окно и провожая обеспокоенным взглядом каждого, кто проходил мимо дома:

— Отпуск у меня — полагается по закону. Влезу в работу… когда еще вырвусь? Тамаре обещал. С Иваном повидаюсь…

Но родителям и не требовались его объяснения — понимали ситуацию. Поэтому и не удерживали: поезжай, погости. А там видно будет.

О чем только не передумал Сергей под размеренный, однообразный аккомпанемент вагонных колес. За окном, в густой непроглядной темноте, оставались спящие городки и села. Весенний мрак, плотно запахнувший окна снаружи, словно тиной обволакивал мысли, и Сергей, напрягая зрение, пытался различить контуры пристанционных построек, жадно следил за неожиданно появлявшимися и исчезавшими в пелене тумана расплывчатыми пятнами огней. Светлячки! Как некогда в детстве, когда случалось до ночи не выпутаться из лесу, ему казалось, что они, светлячки, и теперь помогут внутренне сориентироваться, чтобы не чувствовать себя виноватым перед людьми, которых оставил далеко, не ощущать груза вины, который давил по-прежнему и от которого не было избавления… Потому что сколько он мысленно ни оправдывался, сколько ни пытался внушить себе, что он лишь косвенно виновен в смерти человека и в том, что произошло на Халимоновой порубке, что «состава преступления» нет, внутренней опоры, так необходимой ему, не находилось. Он не совсем ясно представлял, что же получилось в его жизни? Где он сорвался? И когда? Вчера? А может, намного раньше, еще до службы в армии, когда он весной, отвозя семенной картофель из одной бригады в другую, покрыл, не выдал жуликоватого, нечистого на руку родственника, когда взял на себя вину за по дурости загубленного коня?..