— Самый Эворон и есть!
Пассажиры — двое стриженных ежиком ребят в солдатских шинелях без погон да парень постарше, невысокий и круглолицый, — как по команде прильнули к окнам.
На вырубке, по гребню холма, выстроились несколько белых пятиэтажных домов. От них накатанная дорога сбегала вниз, мимо островков оставшегося леса, к бревенчатым избам и дощатым времянкам поселка, густо прижатым друг к другу. Вдавлены в снег крашенные суриком цистерны. Над темными котлованами плавали заиндевелые краны. Ползли по снежным колеям автомашины. Еще дальше — в двух километрах севернее — висели низкие дымы над строящимся горнообогатительным комбинатом.
На самой крупной, осанистой избе поселка — красная табличка: «Эворонстрой». Здесь штаб, а по совместительству все, пока немногочисленное, начальство будущего города: партком, комитет комсомола, профсоюз, народная дружина. К избе подруливают запыхавшиеся самосвалы с карьеров, лихо подкатывают городские кураторы на жидких «Москвичах», здесь соскакивают с попутного транспорта командировочные из Дома техники и отдела социального страхования, снег возле избы до синевы утоптан, петли на дверях визжат без передышки.
Поселок строится. Это его главное содержание, вся суть и весь облик. «Эворонстрой» живет сосновой рейкой и кровельным железом, бетоном «300», который запаздывает, и балками перекрытий, которых навезли непрошеную прорву.
В избе, в одном из узких, вполкомнаты, кабинетов, за стеганой дверью с вывеской «СУ-1», сидит сутуловатый, поджарый Дмитрий Илларионович Соболев — человек, которому по штату положено, чтобы голова у него шла кругом. Остатки волнистых волос зачесаны на проплешину, но Соболев моложав, песочный его пиджак явно шит у портного. Ясноглазая машинистка Калерия в приемной с утра фильтрует людей, пропуская тех, что «посурьезнее», к шефу, остальных заворачивая к главному инженеру.
Но голова у Соболева не идет кругом. Болит немного — это есть. Дмитрий Илларионович тоскливо, уже смирясь с неведомой нам неприятностью, доругивается с кем-то по телефону, одновременно подписывает наряды, двое мастеров в телогрейках и ушанках ждут стоя, видимо, оборванные на полуслове, а за спиной начальника СУ висит розовая карта будущего города.
Закончив неприятный разговор, Дмитрий Илларионович отодвигает телефон, но звонок тут же возобновляется. Начальник приподнимает трубку, чтобы сигнал оборвался, и снова бросает ее на рычаг.
— Я и говорю, зачем мне людей посылать на фундамент! — сразу же налегает на стол один из мастеров, краснолицый крепыш. — Зачем, спрашиваю? Что я, не знаю — котлован еще не отрыли? Лишь бы послать!
