Жаль, что собрался уезжать Горошек. Да ладно, Федя уже взрослый человек.
Вот только почему ребята его, Неверова, на совет не пригласили?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Они уехали и надо было привыкать к этому.
Вскоре после отъезда ребят, рано утром завтракая на кухне, включил радио и услышал:
— В Хабаровском крае, в урочище Эворон, десант добровольцев приступил к корчевке тайги под будущий город Лучистый…
Сережа вскочил, опрокинув чай. Крутнул на полную громкость ручку динамика. Но поздно — диктор уже говорил о другом. Не ослышался ли?
В перерыв он не пошел со стайкой итээровцев обедать в заводскую диетическую столовку. И после перерыва его нет на рабочем месте. Шурочка сбивается с ног, и где она его находит?
Утром буран утих.
На поляну, проваливаясь по брюхо в снег, из лесу выбралась сизая лиса. Она приподняла морду, пошевелила парными ноздрями. Привычной тропки к реке не было. Буран похоронил ее.
За сопкой возник негромкий, но набирающий силу дробный звук. Зверь прижал уши. По снегу, по одиноким голым лиственницам скользила бесформенная тень. Лиса замерла. Когда тень упала на нее и солнце исчезло, она оскалилась и, серебристо блеснув, метнулась назад к лесу.
— Эх, нет дробовика! — пилот покрутил головой и покосился вниз, провожая глазами лису. — Пропадает добро…
Вертолет нес из города вчерашнюю почту и трех пассажиров. Правда, были еще тюки для изыскательской партии. Чтобы их сбросить в нужном месте, дали крюк, далеко углубились в тайгу. И все же глупо, полагал пилот, гонять машину полупустой. Если бы не буран! Вон он, бульдозер, копается впереди. Дай бог, чтобы за неделю отрыл дорогу…
Пилот откинулся назад, тронул штурвал, и вертолет, напрягшись, начал круто забирать вправо.
Под машиной ползли, поворачивались лесистые холмы. Стеклянно посвечивал, отражая солнце, лед на петлистой реке. Здорово поработала непогода: тайга словно светлее стала, да и ростом пониже — это на добрых полметра поднялся снежный покров. На горизонте совсем пропало под порошей горелое мелколесье, лысые сопки стоят. Тонкими прядями срывается с их вершин поземка и растворяется на солнечном свету.
Проплыла внизу гранитная скала и синяя тень ее поперек реки — видно, высока была скала.
А впереди по курсу поднялись рваные лиловые хребты — Сихотэ-Алинь. У самых отрогов местность разгладилась, сопки словно потеснились, давая место вырубленному плато — чаше, обрамленной холмами. Пилот начал снижать машину, прицеливаясь на окраину плато. Обернулся назад:
