. Ностальгическая реконструкция древнегреческой "заботы о себе" как исторической альтернативы выявила его глубокую идентификацию с индивидуалистическим, гедонистическим обществом капиталистического потребительского государства. Еще более политически двусмысленной была политическая позиция Жиля Делёза. "Анти-Эдип" и "Тысяча плато", написанные Делёзом и Феликсом Гваттари, читались как революционный, анархический манифест, вышедший из бури 1968 года. В то же время другие работы Делёза гораздо менее политизированы и открыто гедонистичны. В целом, как показали Фредерик Джеймисон и Славой Жижек, анархическую философию Фуко и Делёза можно смело прочесть как замаскированную "логику позднего капитализма", который во многом перерастает репрезентативное государство и создает сетевую, "номадическую" структуру распределения и господства, при этом доводя до предела отчуждение человека от самого себя. Заметим, что Делёз и Фуко были усвоены в постсоветской России именно в этом ключе, как культовые пророки либерального "постмодернизма".
2. Негри и Хардт — раскол между имманентным и трансцендентным
Книга Антонио Негри и Майкла Хардта "Империя" — это прежде всего реакция на внутреннее противоречие "постмодернистской" [2] философии 1970-х и 1980-х, противоречие между беспощадной критикой фиксированных, идентитарных, апроприирующих структур мысли и власти (как ложных описаний реальности и как репрессивных оков, наложенных на эту реальность) и апологией нестабильного, гибкого, но в конце концов отчужденного от человека мира [3]который провозглашается налично существующим.
Негри и Хардт политизируют постмодернизм и формулируют противоречие между левым и правым постмодернизмом. В их представлении, речь идет о центральном противоречии современного мира, которое не снимается и не опосредуется в нем (пессимистический вывод критиков постмодернизма Джеймисона и Жижека), а наоборот, нарастает и обостряется.
С одной стороны, современность — это триумфальное освобождение творческих сил человечества от диктата государства, идентитарной субъективности, территориального права, возврат от народа и нации к множествам (multitude, в русском переводе неточно передано как "массы" [4]), открытие бесконечного пространства виртуальных возможностей. С другой стороны, современность — это описанные Фуко механизмы "контроля" и "биовласти", проникающие в самую глубину тех самых творческих сил и свободных пространств, это безграничная экспансия капиталистических корпораций, это безжалостная эксплуатация труда (как материального, так и имматериального), тем более жестокая и прибыльная, чем более свободным и творческим является сам труд.
