, разгромную, но проницательную:
Слова, которые чаще всего встречаются в произведениях Платонова, — это слова отрицания, слова негативные, слова, говорящие не о существующем, а об отсутствующем, не о найденном, а о потерянном. Безвестный, бездомный, беззащитный, беспризорный, безродный, безыменный, безотчетный, бездеятельный, бессильный! <…> Вот слова, которыми густо усеяны все страницы всех книг Платонова, потому что слова эти являются вершинами его чувств и идей. Может ли художественное произведение, состоящее из бесконечных “без” и “не”, быть жизнеутверждающим и излучать “настоящий оптимизм”![16]
И действительно, сам Платонов сознает, что его произведения, как котлован, являются своеобразной антиматерией, питаются отрицательной энергией уничтожения, энергией отложенного умирания, усталости, смерти: “Все, что я пишу, питается из какого-то разлагающегося вещества моей души”[17].
В произведениях Платонова возникают буквально “отрицательные величины”. Например:
Созерцая озеро годами, рыбак думал все об одном и том же — об интересе смерти. <…> Через год рыбак не вытерпел и бросился с лодки в озеро, связав себе ноги веревкой, чтобы нечаянно не поплыть. Втайне он вообще не верил в смерть, главное же, он хотел посмотреть — что там есть: может быть, гораздо интересней, чем жить в селе или на берегу озера; он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, — и она его влекла[18].
Здесь четко прослеживается логика революции — человек чувствует себя свободным от векового порядка асимметрий и иерархий, он совершает бунтарский отрицательный жест, взыскуя утопического “мира наоборот”. Однако обратимость отрицания и утверждения частична, отрицание на самом деле есть несуществование, и оно необратимо. Жизнь в смерти (фигура, присутствующая еще в “Антигоне” Софокла[19]) является здесь также фигурой искусства, в частности литературы, в ее загадочной подвешенности и плоской зеркальности. Поэтому, как мы увидим, Платонов не олицетворяет в образе рыбака тщету утопий или их идентичность загробному миру, а имеет в виду, что литература, опрокидывая мир в зеркало, выкидывает из него читателя и что, в отличие от рыбака, для читателя бесконечная бездна смерти должна послужить “котлованом” для строительства свободного и богатого общества.
Итак, в пореволюционную эпоху 1920—1930-х годов Платонов исследует феномены, характерные также для “отрицательных революций” Франции 1790-х и России 1990-х. “Тоска”, “смерть”, “одиночество” — наиболее часто употребляемые слова в его текстах конца 1920-х — начала 1930-х годов. Это примерно то же десятилетие, когда Фрейд пишет “По ту сторону принципа удовольствия”
