Они мчались уже вторую ночь.
Временами сверяли по карте трассу, посвечивая карманным фонариком. Главное было — оторваться от преследования, достигнуть лесных массивов возле старой польской границы.
К счастью, ночных проверок не было, лагерное начальство еще не знало об их побеге, и Вилли Шустер еще не протелефонировал на жандармские посты приказ задерживать всех подозрительных, разыскивать преступников-беглецов. Густу, может, и не сочтут предательницей — ее будут спасать, за ней пошлют жандармов, чтобы вырвать ее из рук бандитов.
День провели в небольшом леске, в овраге, и снова летели сквозь мрак, сквозь зловещую неизвестность. Впереди был большой город с затемненными огнями, и ехать дальше они уже не могли. Скатив машину в заросшую кустарником ложбину, старательно ее замаскировали и вышли на дорогу.
— Мы возле польской границы, — сказала Густа, глянув на подсвеченную карту. — Геноссе Найда, вы дальше пойдете один. А мы вернемся и будем разыскивать своих друзей.
— А может, вместе со мной? — осторожно спросил Найда.
— Нас ожидают товарищи, — хмурясь сказала Густа. — У нас есть связь, явочные пароли.
— А после войны?
— Когда кончится этот кошмар, вы найдете кого-нибудь из нас в Визентале, — тихо ответил Ингольф Готте.
Они расстались у небольшой речки, в густом лозняке. На другой стороне было первое польское село, там Найде легче найти пристанище, услышать понятный ему язык, а быть может, встретить людей, которые поведут его дальше на восток, укажут ему путь к спасению, дорогу к своим.
Солнце садилось за покрытый тучами горизонт, и кровавое зарево на западе рождало в душе Найды глухую боль. Где-то там остался Звагин, может, еще живой, а может, замученный фашистами. Там был лагерь, где находились друзья, которым уже не избежать гибели: капо Алекс, старый еврей из варшавского гетто Самуил Цангер, маленький, похожий на мальчишку француз Поль Анре и еще один француз — Кристиан Дюмурье, коммунист-печатник из парижского предместья Сэн-Лазар… Густа собиралась вывести и его, но не удалось, и теперь никто уже не спасет этого сухощавого сгорбленного француза.
Попрощались молча. Пожали друг другу руки, обнялись. На глазах Густы сверкнули слезы. Увидятся ли они когда-нибудь? Он оставлял их словно в застенке, среди жестокости, коварства и смерти. Пойдут на явку, а кто их там ждет? Кто откликнется на их пароль? Что, если схваченные гестаповцами товарищи выдали под пытками условный пароль и эти двое попадут в лапы нацистов? Тогда страшным будет их последний час…
