— Я тоже напишу своей маме, — пообещал он и снова впал в сладкое забытье.
Под Новый год работали особенно напряженно. Управление обязалось сдать мастерские до января, да и хлопцам надоела холодная, неуютная гостиница, длинные вечера в чужом селе, куда и кино редко завозили. Договорились в воскресенье (это было последнее предновогоднее воскресенье) хорошенько потрудиться, чтобы полностью сдать заказ. Зато на Новый год будут дома и отгуляют за все дни. Правда, Петра мучила мысль: как же Майя? Каждую пятницу она приходила к последнему рейсовому автобусу, в снег и стужу ждала его, сидя в продуваемом ветром углу под пластмассовым навесом, — значит, и на этот раз она будет ждать. Надо бы послать ей телеграмму, но он не решился адресовать ее домой. Так он и не предупредил Майю.
Работы в селе закончились за день до Нового года. Председатель колхоза устроил небольшой сабантуйчик, рабочим вручили грамоты от райкома партии, школьный хор исполнил несколько песен. Председатель колхоза, растрогавшись, даже пообещал, что весной завезет каждому монтажнику в город по мешку картофеля. «Как раз на городских складах у вас уже вся выйдет, а мы вам и подбросим, — говорил он, захмелев от нескольких рюмок. — И летом можете к нам с семьями. Теперь мы свои люди. Считайте, вроде как родными стали».
Приехав в город, Петр отважился позвонить Майе домой. Трубку взял отец, Максим Каллистратович, сказал, что Майи нет, но Петра они хотят видеть. Пусть сейчас же приедет. Проговорил все тоном приказа, хотя в голосе слышались взволнованные нотки. Не случилось ли чего?
Петра несло по городу точно ветром. Не нашел такси, и пришлось бежать по заснеженным улицам и переулкам, сокращать дорогу, чтобы скорей услышать, что же там у них стряслось. Едва дотронулся до звонка, как Гурский уже стоял на пороге.
— Зять пришел! — с иронией крикнул жене. — Заходи, заходи. Спасибо, что не забыл родню.
От его голоса так и веяло холодом, а лицо было измученное, больное, словно он только что встал с постели после тяжелой болезни. В комнату приглашать не стали. Нина Григорьевна, Майина мачеха, бледноватая полная женщина, вышла в шелковом халате, прикладывая к глазам платочек. Горе у них, что ли? Неужели с Майей? Петр оцепенел, страшное предчувствие сдавило сердце.
— Спасибо вам, Петр Онуфриевич, — торжественно, немного картинно вскинув голову, проговорила мачеха. — Майя умирает… Спасибо вам за все…
— Как умирает?.. — ошеломленно отступил к двери Невирко.
