Майя обняла его, стала целовать, взлохматила ему волосы.
— Милый, милый! — И, с ужасом оглядевшись вокруг, сказала: — Как ты живешь! Но это — временно. Я поговорю с отцом…
Он погладил ее по голове. Сказал, что говорить не нужно. Они едут с хлопцами в подшефный колхоз строить тракторные мастерские. На два месяца.
— Ты никуда не поедешь! — заявила Майя. — Ни за что!
— Надо, — вздохнув, улыбнулся Петр. — Своих я не брошу… Буду приезжать каждое воскресенье. А ты подумай. У тебя будет достаточно времени, чтобы серьезно подумать.
Он действительно уехал в дальний район, и там всю осень они строили мастерские, работая с утра до ночи, чтобы поскорее вернуться домой. Майя каждый раз встречала его на автобусной остановке, сидела в углу на скамье под навесом, в вязаной шапочке, продрогшая, бледная, задумчивая. Они шли пешком через весь город, и было так, словно не виделись долгие месяцы. Петр, обняв Майю, рассказывал, сколько за эту неделю положили плит, как они повздорили с председателем колхоза, так как он не выделил машин для фундамента, и как холодно ночами в гостинице. Обнимая Майю, он думал о том, что у них в общежитии сейчас уютно, чисто, Виталька, разумеется, отправился на танцы или в кино с девушками, и комната пустая, никого там нет, и, если бы Майя захотела, они могли бы прокрасться черным ходом, обманув бдительность вахтерши, и до позднего часа, до глубокой ночи вдвоем…
Майя обняла его за шею, губы ее тронула смущенная улыбка.
— Если ты не очень устал… — Она показала ему ключ.
Это был ключ от квартиры ее подруги. Вот оно что, сама обо всем подумала, сама решила за них обоих и теперь смущается, ей неловко оттого, что она первая надумала такое. Он промолчал, и это его молчание испугало Майю.
— Ни о чем не думай… Ты добрый, честный, знаю… Пусть будет так… — губы ее дрогнули. — У меня скверное предчувствие. Что-то должно случиться, какая-то беда. Все против нас, Петруня!
Они не спали всю ночь. Под утро Петр вздремнул, куда-то его понесло, закачало, и он, будто сквозь завесу дождя, вдруг услышал Майкин голос.
Открыл глаза, а она, опершись на локоть, смотрит на него и шепчет его имя:
— Петрусь, Петрусь!
Видно, и глаз не сомкнула, а лежала, изучая в темноте его лицо.
— Ты не спишь? — спросил он, смутившись.
— Завтра ты уедешь. Не хочу спать.
— Меня сон сморил… Прости, Майечка…
— Ты спи, спи. — Провела пальцем по его черным густым бровям. — Я сказала дома, что мы женимся. Маме сказала, а папе еще нет.
