Он поставил посреди палаты стул, грузно опустился на него, расставив коротенькие крепкие ноги.
Шустер-сын, в хорошо подогнанном мундире, в скрипучих сапогах, стал рядом, положил на спинку стула руку.
— Господа, — снова повторил старый Шустер, — вы, наверное, слышали наши голоса, наше пение… У нас такая радость, господа.
Он выдержал нужную для большего эффекта паузу, глянул на неподвижное под одеялом тело Звагина, покосился на чуть приподнявшегося Алексея и лишь тогда высоким звенящим голосом сообщил, что войска фюрера сегодня вошли в Смоленск. Дорога на Москву открыта, теперь дело лишь в нескольких днях — и доблестные части Гудериана вступят в большевистскую столицу.
— Через неделю мы будем на Красной площади, — добавил с пьяной ухмылкой Шустер-младший.
— Вы слышите, господа? Через неделю! — повторил старик, радостно кивая головой. Его пухлое розовое лицо расплылось в улыбке, и он снова стал похож на добродушного доктора, а еще более — на отца, который доволен своим сыном, гордится им, даже готов молиться на него. — В такую великую минуту мой Вилли, — он похлопал сына по руке, — принят в войска СС. Верность нибелунгов в крови у каждого арийца, но доказать ее дано не всякому. Мой сын признан достойным.
Был ли он пьян, или это была просто наглость, просто вызов обреченным, безоружным узникам? Даже Вилли Шустер слегка смутился от отцовских речей. Прервал его резким взмахом руки и шагнул к койке Звагина.
— Мы пришли для деловой беседы, — поспешно сказал он, и в его сузившихся глазах блеснула настороженность. — Вы подпишете заявление… Понимаете, о чем я говорю… Несколько формальных слов, обращенных к фюреру. Вы — инженер, господин Звагин. Вы известный инженер. Вы будете служить великому рейху, и за это фюрер представит вас к высокой награде.
Вот, значит, для чего старик завел свою мерзкую болтовню о победе армий Гудериана и для чего их держали здесь почти целый месяц. Инженер Звагин должен служить фюреру. Коротенькое формальное заявление… Алексей из отдельных слов понял все. Понял, что речь идет о чем-то ужасном и невозможном, чего требуют от инженера. Именно сейчас, именно в эту ночь, когда Густа пообещала помочь, когда появился Конрад с друзьями… Оцепенев, Найда смотрел на мертвенную желтизну лица Звагина и лихорадочно соображал, что предпринять, как отсрочить беду. Ведь у них одна-единственная ночь, невозможно ее терять, такой случай никогда не повторится.
— Звагин… очень болен, — с трудом подбирая немецкие слова, произнес Найда. — До завтра, господин Шустер.
