— У окна! И танцевать не хотела!
— Точно?
— Куда уж точней! У меня потом даже горло заболело от сквозняков. — Она заметила на лице Петра настороженно-выжидающее выражение, заметила, что он нисколько не шутит и не насмехается над ней. А чем-то мучается и что его приход к ней может многое значить. Ей вдруг стало не по себе, даже страшно. Она протянула через стол руку и сжала его широкую жесткую ладонь. — Что случилось, говори?
— Случилось? — опустив глаза, переспросил он. — Ничего не случилось… Но один умник… не знаю кто… написал и разослал по всем инстанциям письмо… будто я тебя оскорбил или хотел оскорбить. Понимаешь? Был пьян, потерял над собой контроль и будто…
Ей это показалось смешным, вернуло уверенность и спокойствие, но немного задело. Действительно, есть на свете подлецы… Стоит ли переживать?
— Уверяю вас, Поленька, — строго и серьезно сказал Петр, перейдя снова на «вы», будто хотел отгородиться стеной подчеркнутой вежливости от того, что произошло когда-то на стройке. — Я пришел к вам просить заступничества и помощи. Пришел просить, чтобы вы… Чтобы написали несколько слов. А если не хотите, то чтобы пошли вместе со мной и сказали там, что все это ложь, клевета. Что я вас не обижал и вообще, говоря юридическим стилем, никаких насильственных действий по отношению к вам не применял.
Полина резко вскочила. Она должна ему помочь и обелить перед людьми, перед той! Ну конечно же перед той! О ней он тогда весь вечер только и говорил! Спасите меня, Поленька! Как мне тяжело, Поленька! Я ее люблю, Поленька!
Даже губу прикусила и враждебно глянула исподлобья на Петра, сказала, что может пойти, а может и не пойти, может засвидетельствовать, а может и не засвидетельствовать.
— Тогда передадут на комбинат, — хмуро проговорил он.
— А! На комбинат! — вздрогнула Полина. — Скажут Гурскому. Ясно. — Она заставила себя улыбнуться понимающе, так, как улыбаются, решившись на великодушный поступок ради товарища. — Не унывайте, Петро. Я пойду… Майечка ничего не узнает. — В голосе ее звенела ревность, боль, досада. — Напишу, что вы идеально себя вели.
— Да при чем тут Майя? Лишь бы ваше имя… Чтоб не говорили… чтоб не болтали…
— Я понимаю. Ваше имя, Петенька, останется незапятнанным. Куда мне идти? — Она смело положила свою худенькую ладошку на его мозолистую руку. — И не терзайте себя больше. Договорились?
* * *
В деканате перед зимней сессией от Невирко потребовали характеристику с работы. Он пошел в управление, но характеристики там ему не выдали и посоветовали зайти к товарищу Гурскому, который, мол, позвонит, ежели что. А может, и сам напишет.
