Madness and Greatness | страница 3



— Что привело тебя сюда, дитя моё? — руки Тайвина по локоть в крови убитого кабана. Отцу нравилось выпускать стремительные стрелы в дикую бестию, слышать её хриплые стоны, видеть сырую землю на острых клыках, мысленно ликовать под глухие звуки рога. Песнь рога — самая воинственная из всех мелодий, которую довелось слушать человеку. Она играет в лесных чащах, в вековых камнях, на поле боя…

— Ты охотился с Робертом сегодня, — Серсея кивает на тушу, а следом наклоняет голову вправо. Что ей скажет отец? Как он приподнесёт ей новость о грозном короле, чьё хмурное чело скоро отяжелит рогатая корона (девушка зло отметила, рассказывая эту историю брату, что это не просто метафора)?

— Роберт — хорошая партия для тебя. Ты сама это знаешь.

Холод в охотничей палатке заставляет юную львицу передернуть точёными плечами, укрытыми накидкой. Она сама не знала, чего ожидала. Слухи о её помолвке с наследником-Баратеоном ходили по всем Семи Королевствам, тем более после смерти Лианны Старк, но… Но что-то теплилось в её душе, что-то горело необъяснимой надеждой на то, что отец сбережёт её для кого-то достойней.

— Он никогда меня не полюбит. Он любил эту дикую волчицу из Винтерфелла, а я буду ему лошадью, которую можно оседлать. И ты это знаешь.

Говорят, когда Таргариены ссорятся, небо сотрясают острые молнии. Когда ссорятся Ланнистеры, небо светло и спокойно, в деревьях играет лёгкий ветер, а Семь Королевств лежат в руинах.

— Ты боишься. Королевы не боятся.

— Если ты любишь меня, по-настоящему любишь, ты не позволишь этому ублюдку трахать меня, наравне с тысячью других шлюх! Ты знаешь это! Знаешь! — голос Серсеи срывается на истошный крик, она хватается за стол, нависая над тушей кабана. В глазах юной девушки сверкают огонь и ярость, кипящая злость. В палатке повисает гулкий рёв львицы, а следом, беспрестрастная тишина.

— Следи за языком, дочь моя, — как всегда спокойно отвечает лорд Утёса Кастерли, выждав немного. — Ты не ненавидишь Лианну. Тебе её жаль.

— Какая разница? — фыркает девушка, уязвлённая в своих гуманных чувствах.

Говорили, Лианна была прекрасней самой зимы, белее самого Севера, невинней самой Луны и печальней ночных звёзд. От бойкой, диковатой девчонки не осталось и следа, она часами сидела у озера, напевая старинные песни, заплетала себе косы, водила тонкими ручками по глади воды. Серсея по сравнению с ней была ярким солнцем, с рвением к жизни, жадной до знаний и веселья. Ей хотелось бы возненавидеть покойную Старк, но это не удавалось ей, даже чуть-чуть. «Несчастная», — думала Ланнистер, разглядывая старый гобелен с драконами. — «В детстве мне казалось, что Рейгар прекрасен в своей меланхолии, но что с ним сталось? Украсть чужую невесту, изнасиловать… Пошёл ли он на это, будь я его женой? Нет. Он не взглянул бы в сторону ни разу, а Элия Мартелл сплоховала». Да, вот Элию юная львица недолюбливала. Она так и не смогла стать королевой, бесконечно страдая по жаркому, пышащему цветами Дорну. Королевы не сдаются. Элия сдалась. Не смогла защитить своих детей.