Речка Говоруха после весеннего паводка быстро мелела и, вся в косматых гривах белой пены, день и ночь шумела на обнажившихся камнях, торопясь соединиться с могучей Студеной.
В жаркие дни на мелководье и в прибрежных заводях вода прогревалась, и здесь барахталась вся поселковая ребятня, на паутов и кобылок ловила юрких хариусов, а женщины вальками колотили белье — их стук резко отражался от берега, у слияния рек поднимавшегося высокой обрывистой стеной.
Летом Федя любил уходить в тайгу, подступавшую к крайним избам поселка. Схватив кусок хлеба, он убегал с лохматой лайкой, за черную масть прозванной Шайтаном.
Мать с задумчивой улыбкой следила за растрепанной белокурой головой сына, мелькавшей за пряслом среди высокой травы.
— Опять наш лесовик в тайгу убежал!..
По мягкому ковру мхов, брусничника и голубицы неслышными шагами, как в величественный храм, мальчик входил в тайгу. Огромные колонны рыжих сосновых стволов к самому небу возносили позлащенные солнцем кроны, а между ними, словно дети, толпилась молодая поросль — кусты черемухи, рябины, жимолости.
Сосны встречали его ровным, приветливым шумом вершин, похожим на свистящий шелест рассекающих воздух птичьих крыльев, в который вплеталась более высокая по тону песня берез и осин — живой, радостный, как беззаботный детский смех, лепет трепещущих и сверкающих на солнце листьев.
Как старому знакомому, мальчику со всех сторон кивали головками таежные цветы, и он перебегал от одного к другому, любуясь ими. Каждое растение было окружено невидимым ореолом своего запаха. Нежный, тонкий аромат овевал маленькие голубые чашечки вероники, сладкий медовый дух распространяли мохнатые желтые цветки золотарника, терпкие дурманные волны источали высокие метелки иван-чая, от которых пурпурно-розовым огнем полыхали па́ли и вырубки.
У Феди были только одному ему известные укромные места, где он любил сидеть, наблюдая полную тайн жизнь леса. Под черными лохматыми ветвями древней ели, которую Федя называл Василисой Петровной, потому что ель была похожа на деревенскую старуху, бывшую монашенку с таким именем, укрывалась высокая мурашиная куча. Федя часами сидел на мягкой мшистой кочке, следя за мудрой, удивительно целесообразной беготней мурашей. Вот муравьишко тащит вдесятеро тяжелее его сухую былинку для ремонта жилья, а вот целая орава мурашей вцепилась в жирную гусеницу и волочет ее в дом.
На огромном кедре — Михаиле Ивановиче — в гнезде жило беличье семейство. Завидев Шайтана, белка издавала испуганный цокающий покрик, а Шайтан усаживался поодаль от кедра и неистовым лаем призывал Федю стрелять, но Федя только любовался, как белка мечется по ветвям, делая огромные прыжки-перелеты.
