Фельдшер осмотрел Колю, прощупал живот, померил температуру.
— Насколько я могу судить, это не аппендицит. Живот мягкий, на пальпацию в области аппендикса нет болезненной реакции. Но вообще то, что у вашего сына температура тридцать девять и пять, — это очень плохо. Я думаю, что речь идет о достаточно серьезном пищевом отравлении. Думаю, есть смысл поехать в больницу, пройти полноценное обследование и получить лечение.
— Не хочу в больницу! — захныкал мальчик.
— Хорошо, давайте поедем! — подскочила со стула Анна. — Я только вещи соберу. Что брать надо?
— Да ничего пока особо не берите, — вздохнул фельдшер. — Документы только все, какие надо. А то может так статься, что и не придется ложиться в больницу. Слышишь меня, боец? Не бойся, может быть, тебе ложиться не понадобится.
— Хорошо бы, — капризно ответил Коля.
Мать быстро собрала в рюкзачок документы; подумав, все-таки положила туда же сменную обувь и какую-то одежду. Потом сказала Виктору:
— Я тебе позвоню, расскажу что и как.
— Может, с работы отпроситься? — с сомнением спросил Виктор. — А то мало ли что и как будет.
— Да нет, не надо. У тебя и так трения с начальством. Иди работай, я все тебе расскажу сама. Не переживай пока, ладно?
Виктор только развел руками, показывая, что он не может не переживать. Но вообще, без веской причины ему действительно было лучше не отпрашиваться с работы — новый начальник был отмороженной на всю голову скотиной, искренне считавшей, что работники должны вкалывать не только полагающееся им время, но еще и сверхурочно. Или, как сегодня, приходить на работу в выходной день и пахать до шести часов вечера. А еще — было бы очень неплохо, если бы они позабыли про оплачиваемые больничные и отпуска. То есть не про оплачиваемые отпуска, а вообще про такое явление. Виктор уже подумывал, что надо валить к чертовой матери из этой компании, но пока что шел весьма выгодный контракт с финнами, и с него капала неплохая денежка. До конца этой сделки оставалось еще три месяца. Именно столько собирался потерпеть Резунов.
Коля, шмыгая носом, переоделся и надел ботинки. Живот у него стал болеть чуть поменьше, но зато пить стало хотеться еще сильнее. Мальчику казалось, что он набрал целый рот пыли, и теперь ему не то что глотать, а даже языком пошевелить крайне трудно. Он еще раз попросил попить, но оказалось, что вода не пошла впрок. Более того, его начало подташнивать.
Коля терпеть не мог болеть. То есть он любил, когда болезнь была такой, чтобы ее особо и не заметно было. Например, ну подумаешь, чихаешь ты или кашляешь, когда простужен. Зато можно не ходить в садик, а сидеть дома, смотреть мультики и играть в приставку. Ради такого удовольствия можно даже потерпеть всякие невкусные сиропы и пилюли, которыми его пичкают.
