Кремлевский детектив. Василий Блаженный - Сергей Николаевич Власов

После того как барыге несколько раз аккуратно врезали по почкам, желания разговаривать у него стало побольше. Более того! Он, как по волшебству, начал гораздо лучше понимать русский язык и в значительной степени избавился от гнусавого таджикского выговора.

— Во блин! Натурально, я его исцелил! — гордо заявил старший оперуполномоченный Решетников.

— Никто в твоих способностях и не сомневался, — усмехнулся майор ФСБ Астахов, наблюдавший за процессом «обработки» барыги из дальнего угла кабинета.

— Убивают! — визгливо заорал барыга, демонстративно глядя на Астахова. Почему-то этот неряшливый лохматый азиат все еще был уверен, что сухощавый интеллигентный человек в дорогом сером костюме имеет намерение защитить его от звероватого опера.

— Пока нет! — сказал Решетников и несильно стукнул барыгу по загривку.

Астахов вздохнул, подошел к таджику, проникновенно посмотрел ему в глаза и тихо спросил:

— Тебе ведь Боженко дурь поставляет? А?

Таджик вскинул было руки в умоляющем жесте и заныл:

— Никакой Боженко не знаю. Какая дурь? Мамой клянусь, мне подбросили…

Астахов тоскливо закатил глаза к обшарпанному потолку кабинета:

— Ты мне, сучий потрох, сказку про белого бычка по новой не заводи! — сказал он. — Пока я добрый, но могу и рассердиться. Еще раз: ты дурь у Боженко берешь?

Таджик все-таки был непроходимо глупым. Он не рассмотрел нехорошего огонька во взгляде фээсбэшника и потому снова плаксиво заверил, что никакой дури у него отродясь не было и со всякими сомнительными личностями он не якшается. Астахов развел руками и ответил:

— Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому. Я пойду, ручку куплю — моя что-то писать перестала.

Таджик разинул рот — видимо, очень хотел спросить, при чем тут ручка? Но пока он собирался с духом и формулировал мысль, Астахов уже вышел из кабинета.

— Итак, гражданин Манафаров, — сухо проговорил опер, — давайте еще раз обсудим, каким образом при контрольной закупке в присутствии понятых у вас оказалось девять граммов высококачественного героина…

Таджик не успел и чирикнуть, как опер от всей души схватил его за нос и крутанул так, что из маленьких черных глазок барыги потекли несоразмерно громадные, можно сказать — крокодиловы слезы.

— Не пудри мне мозги, тварь! — цедил Решетников, выкручивая мясистый шнобель задержанного. — Ты в день по полсотни торчков обслуживаешь, к твоей хате не пройти, чтобы на какую-нибудь мразь не наступить, а ты мне песни поешь? Гнида, у тебя под дверями малолетки в собственной блевотине загибаются…