Ну, вот и завтра, и как вчера, я пьян,
И, как вчера, плывут кругами стены,
Мой стол плывет, чернильница моя,
И безоглядочный и беспокойный я –
Мы все плывем в круженьи волн к пены.
О, как легко без суеты забот,
Когда досада не хрустит на пальцах: –
Пусть на весне линяет тощий скот,
Пусть в осень розы осыпаются.
Что мне Сережа, Толя и Вадим
(Любовь друзей – сокрытая измена)!
Вот так бы плыть, чтоб кольца позади
Сбивали волны перехватом пены.
Но беспокойствие оглядками живет,
Но безоглядочный случайно оглянется:
И пены нет, – и пена лед…
Все на часах размеренно прольется.
Где же мои родственники и где же буйвол мой?
Где все мое? – Опять воспоминанье?
Нет больше сил, хочу скорей домой,
В улыбку Чеча я под морщины няни.
Ведь лишний день – преградных стен броня
Ах, лейся, мутная Кубань, ах, лейся ленью
Я двадцать лет на дно твое ронял
Зрачков моих кремневые каменья.
Я двадцать лет…
Но нет,
Не буду, нет,
Трясти повторы облегченной рысью.
Весь мир летит. – Ещо сопит самум.
А чем я жил, живет в моих стихах
До корня пня, до пневой лысины,
До первой радости и до печали первой.
Быть может, все это не надо никому,
Быть может, все стихи мои
Случайностью написаны?
Но нет,
Конечно нет: –
Это страх,
Это бред
Это… дрогнули вербы.
Не мог же стоязыкий я таить
То, что вынашивалось молча двадцать лет.
Текут часы – янтарный тает сок:
Я знаю, что мне жить совсем не много.
Ах, лейся, лейся в трубочках песок,
Ах, бейся, бейся, пламенный висок,
Залей чернилами следы моей дороги.
И все-таки не избежать оглядок –
В затылке мукой высверлится глаз:
Тень моих братьев на Октябрь легла –
Оглядку выжмуришь – другая рядом.
И не поймешь, не разберешься сразу,
И не уловишь выплыва кругов;
Как будто тот же, но всегда другой
За кругом крут.
И так случайно, и так неждано вдруг…
Я ворожу затейную игру –
Дуть на узлы, чтоб тишину не сглазить.
О, пять узлов, – о пять октябрьских лет,
Не развязать вас, не разрубить я силюсь…
А предо мной на письменном столе
Два всадника разноздренкой России.
И как смолчать, как в небо взвыть руками,
Как уложить в морщины боль свою?
Один сошел с ума, другой убит в бою –
Два Красных Ордена остались мне на память.
Часы текут. И тает
Янтарный сок – моя любовь и страсть.
И пылкая надежда и немая –
Дымок синеющий потухшего костра.
О милые, о дорогие братья,
О, два портрета с чорною каймой.
Проклятье всем, живущим всем проклятье
В те дни распахивал навзрыдный шопот мой.
