Гораздо больше примеров имеют отношение к реальной истории, точнее, к римским магистратурам, военному делу, браку и семье и т. д. Без этих рассказов ныне невозможно серьезное изучение ни римской государственности, ни права, ни того, что принято называть «древностями». Например, два пассажа Максима содержат однотипную информацию: о возбуждении народным трибуном Гнеем Бебием дела против цензоров 204 г. до н. э. (VII.2.6. Ср.: Ливий, XXIX.37.17) и о деле против других цензоров, возбужденном по инициативе народного трибуна Публия Попилия в 169 г. (VI.5.3). Ливий (XLIII.16.5) называет его Публием Рутилием, но в любом случае тщательный анализ обоих фрагментов, их сопоставление с параллельными местами позволяют лишний раз убедиться, что в черте города лишь трибуны имели право заставить цензоров отвечать перед общиной по самым пустячным делам и даже обвинить их в государственной измене. Причем начиная с середины III в. до н. э. и вплоть до времени Мария (156-86 до н. э.) трибуны обладали наивысшей политической властью, и противостоять им мог только сенат, что, кстати, и произошло в первом случае.
Как уже отмечалось, Валерия не забыли в Античности. Плиний Старший в своей «Естественной истории» называет его труд в числе использованных, Плутарх дважды упоминает о нем как об историке, например, в биографии Брута (53): важная деталь, учитывая, что Плутарх не знал латыни, а если и выучил этот язык, то лишь к концу жизни. Многочисленные анонимные цитаты из Валерия в конечном итоге привели с созданию двух сокращений — эпитом. В Средние века были известны тридцать рукописей Валерия, созданных, очевидно, в XII в. или даже ранее. В эпоху Возрождения добавились, начиная с 1470 г., еще и печатные издания. Читатели той поры, как показал Дж. Бриско, особенно ценили Максима за исключительно обильную и ценную информацию, представленную в предельно кратких формах.>[3]
Однако с расцветом классической филологии интерес к Максиму постепенно утрачивался. Новое время предпочло ясные и четкие литературные жанры, научную работу с законченными произведениями. Россыпь Валериевых примеров едва ли удовлетворяла этим требованиям. Зато анекдоты Максима оказались более чем востребованы составителями разнообразных учебных пособий по латинскому языку, а также хрестоматий, причем не только по литературе, но также и по истории античного мира.
Две вышеупомянутые эпитомы были включены Дж. Бриско в первое научное издание Максима, подготовленное для серии «Bibliotheca Teubneriana».
