Через четыре минуты после звонка — Сергей заметил — «Уазик» въезжал в посёлок. Что ж, в оперативности майору не откажешь. Ещё пять минут Ивану Адамовичу потребовалось, чтобы, осмотрев покинутую комнату, прийти к выводу, что Ольгины похитители направились, скорее всего, к Седому. Но полной уверенности в этом не было. Некоторые сомнения — исходя из общих обстоятельств — оставались: Седому в настоящее время было не с руки привечать урок, Батька его здорово поприжал.
— Сергей, отсюда в ста с небольшим километрах перекрёсток: к Седому — там уже близко — на Волгу и на Кавказ. И хорошо бы нам их догнать до этого перекрёстка. А там проследить — куда. Если к Седому — заявимся как уполномоченные от Иннокентия Глебовича, и никуда он у нас не денется, Ольгу отдаст как миленький, Батька работорговлю жутко не поощряет. Если же на Кавказ или на Волгу — тогда придётся самим, по обстоятельствам. Сколько тому назад они, говоришь, уехали?
— Полчаса. Думаю, нагоним. Им ведь особо спешить — без надобности.
«Уазик» так рванул с места, что Свету вжало в спинку сиденья. Дребезжал кузов, поскрипывали рессоры, ревел с подвыванием мощный шестисотсемидесятисильный двигатель. Света, обмирая от ужаса и восторга, бессвязно, с некоторым оттенком сладострастия, восклицала:
— Сергей! Не могу! Сейчас разобьёмся! Ой, здорово! Ай! Ещё! Догоним! Разобьёмся! Быстрее! Миленький! Ой, не могу! Ещё! Разобьёмся! Быстрее!
От сумасшедшей скорости — а Сергей по грунтовой, правда, хорошо укатанной степной дороге ухитрялся идти под двести — Света опьянела по особенному: каким-то смешанным, частью винным, частью любовным хмелем. «Уазик» ей представлялся сказочным Сивкой-Буркой, Сергей — одновременно — Чудо-Богатырем, Рыцарем без страха и упрёка, добрым Волшебником и Бог ещё знает кем: Могучим, Желанным, Светлым. Иван Адамович — то ли симпатичным хоббитом, то ли домовым на пенсии, то ли, напротив, нестареющим мудрым эльфом. Сама себе — то ли парящей птицей, то ли в сказочный замок увлекаемой волшебством принцессой. К суженому, к единственному — к нему.
Умом понимая, что на такой невозможной скорости очень даже легко разбиться — разумеется, насмерть! — душой, охмелевшей от этой скорости, Света сейчас отрицала смерть. Отнюдь не мистически, не по заветам Спасителя: «Смерть, где твоё жало?», — нет, чисто по-детски: я никогда не умру! Не могу умереть! Впрочем, если коснуться самых заветных бездн, детское отрицание смерти и, дарованная нам Спасителем, Вечная Жизнь — не из одного ли это источника? Не от сущего ли на Небесах Отца? Как бы то ни было, но любовь к Сергею — о чём она, правда, пока не знала — зародилась у Светы здесь: в летящем по выжженной солнцем степи фантастическом автомобиле. Не накануне, когда он вообразился женщине сказочным принцем — подобные увлечения случались у Светы и раньше — нет, здесь, в дребезжащем, пропахшем бензином, немилосердно (и, вместе с тем, восхитительно!) подбрасывающем на ухабах «Уазике».
