Я выхожу из виноградной теплицы и направляюсь по выложенной плитками дорожке к дому. Мне трудно сдержать себя, чтобы не обернуться и не бросить взгляд на закрашенные известкой рамы моих двух теплиц. Они стоят, символизируя нашу неистребимую страсть выращивать что-нибудь. В моем роду все были потомственными садоводами и занимались селекцией винограда. Мои родственники выращивали и франкентальский сорт, и аликантский с роскошными гроздьями, за которые платили большие деньги на экспортных аукционах. Но теперь разведение винограда сошло почти что на нет. Мои дядюшки — а они раньше все занимались садоводством — переключились с винограда на помидоры да длинные огурцы, так что и мой отец в конце концов не оставил ни одной виноградной лозы и занялся пасленовыми. Почему же так случилось? Иногда мне кажется, что причиной всему была необходимость регулярно в определенное время года прореживать кисти. А для такой работы годятся только нежные и тонкие пальчики женщин и детей. Без них обойтись просто невозможно. Я занялся виноградной культурой, наверное, в надежде, что в дом когда-нибудь вновь войдет женщина и — кто знает? — может быть, и детские ручонки однажды прикоснутся к нежным побегам.
С ранних лет я презирал занятия моего отца и дядюшек. Мне не хотелось быть садоводом. Я видел себя известным человеком, хотя и не имел четкого представления о том, как им можно стать. Одно я знал точно — чтобы прославиться, надо превзойти остальных, и это мне удавалось. Сперва в начальной школе, позднее — в реальном училище, потом — когда стал студентом. Но, прежде чем я достиг того, к чему стремился, мне пришлось преодолеть упорное сопротивление отца, который считал, что с меня хватит и начальной школы, чтобы заниматься садом-огородом. Тогда в наш дом стали наведываться учителя. Дорога через луга была не из близких, они говорили с моим отцом, но, наталкиваясь на его упрямое нежелание понять их, не выдерживали и уходили ни с чем. Все, кроме нашего завуча. Он был в чине капитана сухопутных войск и раз в год проходил полуторамесячную военную переподготовку. Ежедневно он появлялся перед учениками, облаченный в офицерский мундир. И уроки его проходили тоже по-военному. Входя утром в класс, он командовал: «Смир-но!» — мы все разом выпрямлялись за партами и замирали, положив руки одна на другую. По его знаку мы запевали шестьдесят восьмой псалом «Да восстанет бог». И каждый день он произносил одну и ту же молитву: «Небесный генерал, к Тебе взываем мы в утро этого дня и молим Тебя благословить труды наши. О главнокомандующий Небесной Ратью, ниспошли нам дерзновенного духа для арифметики, письма и чтения во славу Твою. Да воспылает в нас неукротимый огонь веры, подобно пороховому заряду пушки, обращенной против прислужников Сатаны. И упаси нас от войны. Не за заслуги наши, а от милости Твоей. Аминь. Всем сидеть вольно, открыть Библию».
