— Да-да-да! — отмахнулся Конкидо. — Все это просто замечательно, но… Вы, кажется, упомянули своих родителей? Штрипке, хватит жевать язык, что у нас вообще есть по этому объекту?
С этими словами полковник ткнул пальцем в Мирру, и в тот же миг вся его братия ввалилась в квартиру, и старший из братьев Кнарк запер за собой дверь.
— Объект? — удивилась Мирра. — Я?
— Ну не я же, — ответил Конкидо. — Штрипке, черт бы тебя побрал, почему ты молчишь?!
— Сейчас, сейчас, господин полковник… — забормотал мастер-допросчик, становясь из белого лиловым и наоборот. — Та-ак… Мирра Глефод, в девичестве — Ардабашьян, тридцать один год, рост — метр шестьдесят восемь, вес — шестьдесят четыре килограмма, темперамент — флегматик, девственность потеряла в шестнадцать, одна неудачная помолвка до замужества, один аборт на третьем месяце беременности — побоялась дурной наследственности, венерическими заболеваниями не болела, в детстве пережила коклюш и скарлатину, окончила гурабскую академию сельского хозяйства, специальность — философия дикой природы, оценки, оценки… Так себе, зеленый диплом.
— Родители?
— Отец — Авенда Ардабашьян, «Ардабашьян и сыновья», оптовая торговля витаминизированными удобрениями, цветами и компостом. Мать…
— Что такое компост, Штрипке? — прервал подчиненного Конкидо.
— Я… Я не знаю, господин полковник! — сказал мастер-допросчик, с которого вовсю лил пот.
— Не знаешь, — Конкидо покачал головой. — А кто знает? Претцель?
— Никак нет, — потупился протоколист.
— Кнарк-младший?
— Я забыл.
— Я знаю, — прогундосил Кнарк-старший.
— Говори, — был ему приказ.
— Компост — это дерьмо, господин полковник.
— Что ж, — сказал Конкидо, достал из нагрудного кармана коробочку с леденцами, открыл ее и вручил конфету довольному верзиле. — Сказано, конечно, не изящно, однако же верно. Компост — это действительно дерьмо, в этом нет никаких сомнений. Но что из этого следует, господа? Штрипке!
Мастер-допросчик вытянулся по струнке: вот он, шанс искупить свой провал.
— Из этого следует, господин полковник, что с дочерью человека, торгующего дерьмом, можно не церемониться, — отчеканил он. — Можно брать ее на хапок, прижимать к ногтю, давить, как гниду, и унижать, как животное.
— Да, Штрипке, да, — кивнул Конкидо. — Приятно работать с компетентными людьми, которые понимают, чего от них хочешь. Но все же мы не настолько жестоки. Нет, мы не станем обижать эту бедную женщину, хотя, как тайная служба, имеем на это полное право. Вы слышите меня, милочка? — обратился он к Мирре. — Даже будь вы дочерью самого Гураба Двенадцатого, есть на свете инстанции, которым вы принадлежите даже больше, чем себе. Ну что вы на меня уставились? Не надо, не надо. Вы не увидите во мне ничего, кроме гражданина, верного своим принципам. Скажите мне, что вы видите?
