Мужчина открыл глаза, в одно мгновение все вспомнил и подскочил, словно пораженный безумием.
— Я одинока, — сказала женщина. — Больна и одинока. Сжалься над больным животным, Ивен. Я выброшена куда-то. И не могу так жить. Не могу дышать. Сжалься над умирающим животным, Ивен.
Она бросилась к нему на постель, ее руки обхватили и сжали его. Она прильнула к нему всем телом в отчаянном порыве — вернуть его себе, вернуть ему себя. Ее боль обожгла его. Ее животное великолепие в стремлении во что бы то ни стало добиться любви и продолжения жизни привело его в изумление, и ее тело, теплое ото сна, белое и мягкое, даже и сейчас, после всего, заразило тело Ивена желанием, словно дух был вовсе не властен над ним.
— Мне жаль, — сказал он. — Мне жаль, что ты так испугана. Мне жаль, что ты чувствуешь себя больной и одинокой. Я жалею тебя, да, я люблю тебя, да, но я не могу быть мягким и добреньким. Тебе придется встать и уйти. Уйти к своей жизни.
— Нет, Ивен, нет. Как ты можешь такое просить?
— А я не прошу.
— Я мать Рэда. Он любит меня. Я мать Евы. Она нуждается во мне.
— Я требую.
— Нет. Это убьет их. Это не принесет добра никому из нас. Это убьет меня. Это может убить и тебя, Ивен.
— Ты должна уйти, — сказал он. — Мне безразлично, кого это убьет. Твое присутствие тоже убьет нас всех. А раз уж так, то лучше умереть благопристойно.
— Нет, — сказала она, стараясь не расплакаться. — Ты никогда не был недобрым. Зачем быть недобрым сейчас, когда твоя доброта всего нужнее? Пойми, это не сулит нам ничего хорошего.
— Я не могу жить в одном доме с тобой, — сказал он. — Есть вещи, на которые даже добрый человек не способен.
— Нет, — заплакала она. — Мы справимся с этим. Мы все начнем сначала. Я стану совсем другой. Я стану жить для тебя. Стану женщиной, какой ты не знал. Я и есть эта женщина. Я всегда была ею. Но только теперь поняла. И никогда больше у нас не будет так, как теперь, или так, как раньше, не будет всех тех неприятностей, которые я каждый день тебе доставляла. Я не для себя буду жить. Мне опротивело это. Я буду жить для тебя.
— Я не могу оставаться в одном доме с тобой, — сказал он. — Твоя близость внушает мне отвращение.
— Нет, — сказала она. — Мы сумеем хоть как-то помочь друг другу. Разве нет? В нас обоих есть доброе чувство друг к другу. Если мы родители Рэда и Евы, отец и мать, значит мы должны быть добры друг к другу.
— Будь доброй, — сказал он.
— Буду, — сказала она. — Буду, Ивен.
