Евгений Онегин. Драматические произведения. Романы. Повести | страница 11



Народная трагедия «Борис Годунов» является вместе с тем и трагедией народа. Только благодаря «мнению народному», народной поддержке, противникам Бориса удалось его одолеть, но самому народу от этого не стало легче. Его победа была полностью узурпирована боярами, которые снова, как и в первых сценах трагедии, властно выступают на передний план, распоряжаются, действуют, повелевают. Но явно враждебное «безмолвие» народа как бы свидетельствует, что так будет не всегда.

Сегодня народ еще только «безмолвствует», по завтра он может заговорить, и тогда — горе тому, против кого он подымет свой голос. В безмолвии народа — не только судьба Самозванца, в нем затаен грозный гул грядущих крестьянских восстаний под предводительством Болотникова, Разина, Пугачева.

Вскоре после окончания «Бориса Годунова» и параллельно с работой над «Онегиным» Пушкин задумал создать ряд новых драматических произведений на сюжеты из самых разных исторических эпох и жизни разных народов. Еще во время михайловской ссылки в его творческом сознании возникли замыслы нескольких пьес. После написания в Болдине последней главы «Онегина» три из них получили необычайно стремительное воплощение: 23 октября Пушкиным был окончен «Скупой рыцарь»; всего через два дня — «Моцарт и Сальери», неделю спустя — «Каменный гость». Наконец, еще через день была завершена и четвертая из «маленьких трагедий» — «Пир во время чумы».

«Что развивается в трагедии? Какая цель ее? — спрашивает Пушкин в одном из набросков 1830 года и отвечает: — Человек и народ. Судьба человеческая, судьба народная». Если в «Борисе Годунове» Пушкина преимущественно интересовали большие исторические события, «судьба народная», то в «маленьких трагедиях» поэт сосредоточивается на «судьбе человеческой» — глубочайшем психологическом анализе человеческой души, охваченной всепоглощающей, но эгоистической и потому разрушительной страстью: скупостью, завистью, чувственностью.

В качестве носителей этих страстей Пушкин берет натуры незаурядные, людей большого ума, огромной силы воли. Но поскольку страсти, ими владеющие, носят резко индивидуалистический, сугубо эгоистичный характер, они неизбежно влекут их на стезю злодейств и преступлений. Скупой рыцарь воздвигает здание своего бесплодного могущества страшной ценой человеческих «слез, крови и пота». Сальери — этот «жрец» «чистого искусства», страстно любящий музыку, однако не ради того, что она несет людям, а ради нее самой, — злодейски убивает Моцарта, тщетно пытаясь оправдать в своих собственных глазах это убийство тем, что оно якобы осуществляется во имя восстановления попранной справедливости, во имя спасения искусства. В то же время именно незаурядность натуры сообщает образам и Скупого рыцаря и Сальери подлинно трагическую силу. Особенно выразителен образ барона Филиппа. Зловещая, демоническая фигура средневекового рыцаря-ростовщика с его беспощадностью, попранием в себе всех человеческих чувств и стремлений, ненасытной алчностью, безумными мечтами о безраздельном господстве над миром вырастает в зловещий образ-символ, словно бы олицетворение «века-торгаша», как Пушкин в «Разговоре книгопродавца с поэтом» назвал свою современность, — эпоху все более отчетливо складывавшихся новых буржуазных общественных отношений.