— Ну-у, не может быть! — вырвалось у рябого. — Я сколько пробовал, все дурны с лица. Не то что наши.
— Где ее, нашу-то, сыщешь тут?
— Хм, купи, ежели деньги есть, — хмыкнул чернобородый. — Вон, нынче с Тары служилый уехал на Москву по воеводской посылке. Ан возьми да продай женку, на отъезд. Ему прибыльно и она при деле. Двенадцать рублей взял.
— Такие деньги-то и мы найдем, — ухмыльнулся рябой. — На со-болишек выменяю.
— Это ты зря! Здесь таможня. Враз отберут государю в казну. Без бабы останешься! Ха-ха-ха! — захохотал Тренька.
Казаки подозрительно покосились на него и Пущина.
— Люди мы государевы, а не сыщики, — перехватив их взгляды, дружески сказал им Андрюшка. — Вот о колмаке ты сказывал здорово. Это и нам в интерес. В Томск едем.
— Далеко же вам. Месяца с два будет… Киргизы там пошаливают. Князец их, Номча, два раза побивал наших. Скотинку многую отогнал.
— Черный колмак подошел и там близко.
— Так он же послов шлет!
— Хе-хе, гляди, какой ты! Мы чуть с голоду не померли у них. Корм не давали, платье отняли. Где это видано в послах-то? Полоняники в улусах сказывали: хитрит колмак. На Имаш-озеро собирается. Побить-де наших хотят!.. В Казацкой орде люди секутся про меж себя, и они-де идут на них войной. Улусных жёнок и детей хоронят близко наших земель. Вот и заговаривают. Послов шлют, а сами нападают на нас же!..
— Коварен степняк! — поддакнул Тренька чернобородому.
— Ясачных грабят, в ясырь гонят, — вступил в разговор рябой. — Кучугуты шалят, и браты, и маты тоже. Аринцы и саянцы непослушны.
Кузнецкие татары не платят ясак. Грозят нашего брата, служилого, побивать.[17]
— Ну-ну! Мы им покажем, как побивать государевых служилых! — угрюмо пробурчал Пущин.
Казаки покосились на него, поняли, что этот не даст спуску инородцам. Но и сами они не пошли бы с ним в дальнюю землицу. С таким сотником или нос в табаке, или пропадешь со звоном.
— Что там, на Москве-то? Государь-то кто? Больно много слухов.
— Поляк, говорят, стоит у стен. Верно аль нет? — посыпались вопросы казаков.
— Да-а, — нехотя протянул Пущин.
— А Димитрий где, государь наш?
— Да какой он государь! Вор он!
— Ну-у! Ты гляди дела-то какие! И не поймешь ничего!
У входа в кабак послышались крики, вспыхнула какая-то возня.
Пущин приподнялся с лавки и глянул в ту сторону.
Там, у двери, двое гулящих избивали какого-то парнишку, завернув ему назад руки.
Возмущенный такой неправдой, Пущин встал из-за стола, подошел к ним, прикрикнул:
