Мне снова хочется соврать, но при взгляде на Руби уже готовые слова умирают не родившись. «Нет, если я смогу хоть что-то сделать», – говорю я вместо этого.
Чувствую, как что-то сжимается в моей груди, что-то темное и горячее. «И никакие это не владения», – добавляю я.
Потом медлю немного, но все же говорю: «Это клетка».
Я смотрю на арену, покрытую свежими опилками. На прозрачный потолок, на полумесяц.
«Я только что придумал историю», – говорю я.
«Это настоящая история или придуманная?» – спрашивает Руби.
«Настоящая, – говорю я, – надеюсь, что настоящая».
Руби прислоняется к прутьям. Луна в ее черных глазах отражается так же ясно, как звезды в неподвижной воде пруда.
«Жила-была, – начинаю я, – маленькая слониха. Она была очень смышленой и смелой, и ей очень нужно было попасть в место под названием зоопарк».
«А что это за место?» – спрашивает Руби.
«Зоопарк, Руби, – это людской способ извиниться перед природой. Хороший зоопарк – это такое место, где люди заботятся о животных и защищают их».
«А эта маленькая слониха попала в зоопарк?» – мягко спрашивает Руби.
Я отвечаю не сразу. Наконец говорю: «Да».
«А как она туда попала?» – спрашивает Руби.
«У нее был друг, – отвечаю я. – Друг, который дал обещание».
Проходит еще немало времени, но Руби наконец все же засыпает.
«Айван, – шепчет, борясь с зевотой, Боб, – то, что ты сказал… про зоопарк. Как ты собираешься это сделать?»
Неожиданно я ощущаю желание заснуть и проспать тысячу дней кряду. «Не знаю», – признаюсь я.
«Ты что-нибудь точно придумаешь», – с уверенностью бормочет Боб, и голос его становится все тише, а глаза закрываются.
«А если не придумаю?» – спрашиваю я, но он уже спит.
Его маленькие красные лапки подергиваются, и я понимаю, что он бежит куда-то в своем сне.
Боб и Руби спят.
А я – нет. Я думаю об обещании, которое дал Стелле, и о своих рисунках для Руби. А еще я вспоминаю.
Я ведь все помню.
Мы цеплялись за маму, я и сестра, в тот момент, когда люди убили ее.
Потом они застрелили отца.
А потом – отрубили им руки, ноги и головы.
Моя клетка стоит рядом с вонючим захламленным магазинчиком.
Там продается пепельница. Она сделана из кисти гориллы.
Когда наступает утро и парковку за окном усеивают поблескивающие капли росы, я вижу рекламный щит на шоссе.
Вон он я – Айван, единственный и неповторимый, омываемый розовым светом первой зари. Как грозно я смотрюсь со сдвинутыми бровями и стиснутыми кулаками.
