«Довольно глупо было менять кепи на пилотки и на фуражки, потерялась особая «французистость»», — говорю я Фифи. Или, может быть, я только думаю в направлении Фифи.
Но мы же в забеге, она не слышит.
Я некоторое время думаю, что «ажаны» моего времени выглядели симпатичнее и ничуть не свирепее, хотя в восьмидесятые годы в жандармах и полиции ещё служили те, кто участвовал в войне в Алжире.
Нас пропускают, даже не оглаживая миноискателями. Седовласый мэн в пиджаке и в home-made туфлях с пряжками и барышня с еврейской халой на голове ну уж точно не террористы.
Я думаю, что насчёт меня они ошибаются, а вот Фифи так точно турист, и её оружие — телефон.
Дождь опять хлюпает, когда мы выходим наконец на авеню Champs-Elysees собственно. Сверху темно, пространство располосовано очередями. Обслуживают всех флики в гражданском; в форме — те, которые остались позади.
Спрашиваю у одного: «Всех пускаете или как? Иностранцев тоже?» — «Иностранцев тоже, — охотно соглашается флик. — Отстоишь в очереди, и пропустим». Мы идём в конец очереди. Только сейчас я понимаю куда мы стоим. Очередь ведёт ко входу в пространство вдоль самой авеню, где уже стоят слоёв пять или шесть пришедших на праздник. Минут через двадцать проникаем в пространство. В этот раз мне таки огладили спину и грудь утюгом металлоискателя. Фифи оглаживала какая-то смуглянка, по виду алжирка.
Вошли. Чуть уплотнили ряды перед нами, и вот мы уже в четвёртом, что ли, слое этого людского бутерброда. С наших мест видим брусчатку авеню, и там на ней, на кровно французских Елисейских полях топчутся смешные по российским понятиям военные. Впереди китаец и китаянка средних лет только и прицеливаются и нажимают свои айпэды.
— Шпионы. Китайские шпионы! — обращаюсь я к Фифи, и я уверен, что китаёзы — шпионы.
Фифи успокоилась, достигнув цели. Слава богу, мы никуда не идём, думаю я. Мы стоим.
Через минут сорок только над нами полетели авионы. Пропеллерные, старые, потому что от новых, реактивных нам был слышен бы только звук. Эскадрильями: большой авион в глубине, два либо четыре — сопровождающие.
«Genial! Genial!» — повторяет, видимо, провинциальная тётка рядом со мной. И крутится, коля всех окружающих (в том числе и меня) всем, что на ней имеется: рюкзаком, французским флагом и ещё какими-то острыми предметами.
«Хули тут гениального», — говорю я Фифи; старые авионы, старые калоши.
Дабы сделать это длительное стояние на одном месте (разве что переступали с ноги на ногу) для вас короче, скажу, что там на булыжной мостовой в это время совершенно причудливо строились и перестраивались военные. В значительной степени опереточные, я вам скажу.
