Чукотскіе разсказы | страница 15
Огонь освѣтилъ также и дѣвушку, сидѣвшую справа. Около нея на обрывкѣ шкуры полулежалъ молодой парень, опираясь на локоть. Они очень близко придвинулись другъ къ другу и, повидимому, вели весьма серьезный и оживленный разговоръ, который на минуту прервался отъ Кителькутова окрика, но тотчасъ же возобновился снова. Буря на дворѣ такъ шумѣла, и крыша шатра такъ гудѣла и вздрагивала, что имъ приходилось каждый разъ сдвигать свои лица до прикосновенія, чтобы разслышать сказанныя слова.
— Такъ ты говоришь: пестрые пыжики? — сказала дѣвушка, вопросительно взглядывая въ лицо своему собесѣднику.
— Всѣ пестрые до одного, — подтвердилъ онъ, энергично мотнувъ головой. — Мои сестры иныхъ не носятъ. И каждую осень шьютъ по двѣ новыхъ одежды.
— По двѣ! — протянула дѣвушка недовѣрчиво.
— Право, по двѣ! — сказалъ парень. — Одну для дома, а другую для ѣзды въ гости, — одна другой красивѣе. Спина черная; опушка на груди изъ тройного мѣха — все разнаго цвѣта; штаны съ пестринкой; спереди пестринка и сзади пестринка, у самаго колѣнка, какъ у осенней куропатки.
— Правда, красиво! — согласилась дѣвушка, — черное къ пестрому пристаетъ.
— А тебѣ, — сказалъ парень выразительно, — я буду отбирать самыя лучшія шкуры. У меня и теперь запасены. Какъ пріѣдешь, такъ и сшей.
Дѣвушка радостно улыбнулась.
— Непремѣнно сошью! — сказала она.
— А у каждой женщины есть свои пряговые олени, — продолжалъ молодой человѣкъ. — Только она и ѣздитъ на нихъ. Прибѣгаютъ на зовъ, пьютъ изъ рукъ[23].
— Люблю оленей! — сказала дѣвушка.
— А весной домашніе люди пятнаютъ своимъ клеймомъ молодыхъ телятъ, по два, по три, по пяти, чтобы росли на ихъ счастье. Каждый человѣкъ — женщины, дѣвушки, дѣти… Кто счастливъ, у того размножаются, какъ комары на пригрѣвѣ.