Весь пылая, Теодор, однако, сумел совладать со своими мыслями.
— Я вам очень признателен за то, что вы согласились заняться с Жаком, — говорил тем временем Кош. — Вы не возражали бы, если бы один из его товарищей присоединился к нему? Речь идет о маленьком Рукэ, сынишке барьерного сторожа из Пило. Это мой лучший ученик. Обидно будет, если он упустит такую возможность.
Его маленькие хитрые глазки впились в лицо Теодора. Должно быть, он заметил взгляд, который тот устремил на его жену. Что он подумал? Трудно сказать.
— Полиомиелит превратил маленького Рукэ в калеку, — продолжал Кош, — и, естественно, рабочего из него не получится. А хорошая классическая подготовка может спасти его от бедности. Наш мир суров к слабым, дорогой господин Гонэ, и те, кто, как вы или я, лучше вооружены для жизни, должны сделать все возможное, чтобы изменить соотношение сил. Вы со мной согласны?
Теодор был крайне удивлен, услышав, что его причисляют к лагерю сильных. Ему бы никогда и в голову не пришло, что можно добиться чего-то в этой жестокой игре иначе, чем с помощью молитвы и духовного совершенствования. Приобретение, накопление знаний казалось ему с детства чем-то вполне естественным, и он не видел для себя иного средства из слабого стать сильным, иной возможности участвовать в заговоре Лизистраты.
И вот сейчас господин Кош как раз говорил об этом.
— Я, конечно, захожу очень далеко, — продолжал он, — допуская, что нет более эффективного оружия, чем просвещение, что мы, педагоги, страшнее вояк.
Госпожа Кош, покончив с ученическими тетрадками, поставила на стол мужа поднос.
— Папка, ты ужасно надоел господину Гонэ!.. Не обращайте на него внимания, мосье. Когда мой муж садится на своего конька, он забывает обо всем на свете. А еще говорят, что женщины — болтушки! Немножко баньюля[7]?
— Благодарю вас, мадам, чуть-чуть.
Право же, трудно было отвести от нее взгляд, а еще труднее — не глядеть на нее, не слишком это подчеркивая. Госпожа Кош, должно быть, заметила смущение Теодора и опустилась в кресло, стоявшее в некотором отдалении, так что бюст ее оказался в тени. Теперь в глаза бросались ее руки, тонкие, сильные и ловкие, с пятнышком красных чернил на указательном пальце правой руки.
— Господин Гонэ, — начала она, — я уже давно хочу задать вам один вопрос. Через два года наш Жак будет в четвертом классе. Мы учим его латыни, так как это входит в школьную программу. А как быть с греческим?
— Ну, кому он нужен! — воскликнул господин Кош. — Надо изучать второй живой язык… Скажем, русский или какой-нибудь восточный…
