Марта Синклер, не выдержав пристального взгляда Мейсона, склонила голову. Она уже не вытирала слез, только вздрагивала, глядя на свои напряженно раскрытые ладони.
Наконец, женщина словно бы испугавшись этого напряжения, прижала руки к груди, сцепила пальцы. Мейсон даже услышал, как хрустнули суставы.
"Наверное, ей очень тяжело", — подумал он.
И опасаясь, что женщина снова расцепит пальцы и будет смотреть на свои напряженные ладони, схватил ее за руки.
Марта с удивлением и с благодарностью посмотрела на него. Она догадалась — этот мужчина все понял.
И Мейсон, словно в подтверждение ее мыслям, кивнул головой и улыбнулся.
Улыбка была горькой.
Разноцветная феерия под дребезжащие звуки рояля. Равински очень похож на одинокое дерево. Возвращение туда, где было хорошо. Что значит — наполнить человека чувством любви. Нелегкие проблемы психиатра.
Мария Робертсон давала урок хореографии в танцевальном классе школы.
Вокруг нее кружились девочки в легких кружевных пачках. Мария хлопала в ладоши, отбивая такты музыки, и давала команды.
Она радовалась тому, что девочки двигаются так слаженно и уверенно. Даже если бы она захотела, то не нашла бы ни малейшего изъяна в их сегодняшнем танце.
Но время от времени, скорее по привычке, она поправляла их:
— Выше головку.
— Тяните носок.
— Быстрее, быстрее.
— Слушайте музыку, — руководила Мария.
Довольные родители сидели вдоль стен на низких длинных скамейках и с умилением смотрели на танец своих детей.
Старое концертное пианино со смятыми деками наполняло огромный танцевальный зал резкими звуками. Но оттого, что это были именно танцы, а не прослушивание, поэтому дребезжащий звук инструмента казался здесь уместным.
Огромные зеркала на стенах отражали всю эту разноцветную феерию, сосредоточенные лица детей, взмахи их рук. Девочки, пробегая мимо зеркальной стены, бросали короткие взгляды на свои отражения.
Все были счастливы, довольны жизнью и самими собой.
Мария Робертсон, казалось, забыла обо всех проблемах.
Она остановилась у пианино и смотрела, как войлочные молоточки барабанят по струнам. Полированная стенка инструмента отражала распахнутое окно и залитый солнечным светом сад.
Мария смотрела на длинные пальцы концертмейстера, немолодого мужчины в темных очках. Тот не смотрел на клавиши, руки его привычно и уверенно летали над клавиатурой.
— Мистер Смит, — попросила его Мария, — прибавьте, пожалуйста, немного темпа.
Пальцы пианиста замелькали еще быстрее, а девочки, казалось, летали, оторвавшись от пола.
