Мейсон представил себе, как он бредет по автостраде, глядя себе под ноги. Машины сигналят, тормозят, проносятся рядом с ним, из кабин доносится ругань.
А он идет навстречу смерти…
«Нет, это ничего не решит», — вздохнул Мейсон, развернулся и пошел по улице назад.
Он всматривался в лица прохожих и они казались ему в сумеречном свете мертвенно–бледными. Зажигались огни рекламы и это лишь усиливало впечатление.
Под витриной магазина сидел уличный музыкант, его лицо заливал синий свет неона, а сухие костлявые пальцы перебирали струны банджо.
Мейсон опустил руку в карман, вытащил купюру и бросил ее в футляр музыкального инструмента.
«Этот футляр с бархатной обивкой внутри очень напоминает мне гроб, — подумал Мейсон и улыбнулся своей мысли. — Правда, он немного мал для этого мертвеца–музыканта, но цвет у музыканта очень подходящий — синий, как и положено покойнику».
Музыкант с благодарностью закивал головой и улыбнулся, обнажив ровные зубы. Его слипшиеся волосы затряслись, а пальцы еще быстрее принялись перебирать струны банджо.
«Какой противный звук, — подумал Мейсон, — да и играть он совсем не умеет. Или, может, я стал бесчувственным? — подумал Мейсон и украдкой ущипнул себя за руку. — Если я мертвец, я не почувствую боли».
Но боль была ощутимой, и Мейсон принялся растирать ладонь запястья.
Он прошел еще полквартала, пока не уткнулся в открытую дверь бара.
«Я хочу пить», — подумал Мейсон и зашел вовнутрь.
В помещении было довольно шумно и многолюдно. Это было не очень дорогое заведение и поэтому здесь было много молодых людей.
Мейсон показался сам себе старым.
За спиной бармена мерцал экран телевизора, но на него мало кто обращал внимание, тем более, что звук был отключен. Зато из двух колонок рядом с телевизором вырывалась оглушительная музыка.
Мейсон подошел к стойке и заказал минеральной воды.
Бармена это не удивило, и он тут же выполнил заказ.
Мейсон стоял, отпивая солоноватую воду глоток за глотком, и разглядывал посетителей.
Лица были залиты светом разноцветных фонарей, и люди казались какими‑то ненастоящими, а улыбки и гримасы неестественными. Из всей этой массы натуральным и естественным казался лишь бармен, освещенный лампами дневного света.
Он быстро перебирал пальцами купюры, подсчитывая выручку.
Внезапно безмолвное лицо диктора сменили документальные кадры. Пылающий самолет, лежащий на кукурузном поле. Съемки явно велись с вертолета, Мейсон разглядел его тяжелую тень, — скользящую по зеленому полю.
