— Зачем? — Мейсон пожал плечами и провел ребром ладони по скатерти.
— Не знаю, но он считает, что это необходимо.
— Он считает? Ну что ж, пусть себе считает. У меня совершенно другие мысли на этот счет.
— Так ты не поедешь на встречу?
— Я еще не решил, возможно, поеду. А может быть, останусь здесь или пойду куда‑нибудь к реке и буду смотреть на то, как она медленно несет свои воды.
— Я не совсем тебя понимаю, какая связь между встречей и рекой.
— Знаешь, меня очень успокаивает текущая вода. Когда я смотрю на нее, мне становится легче. А еще мне нравится опустить ладони в воду и чувствовать, как она бежит сквозь пальцы.
Мария поднялась. В ее взгляде сквозило сострадание. А Мейсон улыбнулся ей как‑то совершенно по–детски.
— Ты извини меня, Мария, может быть, я наговорил тебе лишнего и только вывел тебя из равновесия. Извини, если можешь.
— Что ты, Мейсон, — она подошла к нему, положила руки на плечи.
Мейсон повернул голову к правой руке и поцеловал ее, потом — левую.
— Если тебе совсем станет невмоготу, приходи ко мне, — сказала Мария и, не оборачиваясь, покинула гостиную.
А Мейсон вытащил из пачки сигарету, долго вертел ее в пальцах, потом щелкнул зажигалкой и уставился на маленькое голубоватое пламя. Он смотрел на него долго, не мигая.
А потом спрятал сигарету в пачку — ему расхотелось курить.
Мейсон услышал у себя за спиной шлепки босых ног по полу и обернулся.
Перед ним стоял Дик. Мальчик явно был спросонья, волосы его взлохмачены, а глаза заспаны.
— Что случилось, Дик? — спросил Мейсон мальчика. Мальчик молчал.
— Почему ты не спишь?
— Мне приснился страшный сон, я увидел свет в гостиной, подумал, что здесь мама.
— Она только что ушла. Может, позвать.
— Нет, я хочу побыть с тобой. С тобой спокойнее, — признался Дик и сел рядом с Мейсоном на стул.
— Что тебе приснилось? Расскажи.
— Это трудно рассказать, — начал мальчик, — там мне казалось все очень отчетливым и ясным, а теперь я понимаю, что не могу рассказать.
— Но все же, — настаивал Мейсон, — что‑то ты можешь рассказать.
— Мне было страшно, я поэтому и проснулся. Мне было страшно во сне, хоть я понимал, что это сон.
— У тебя часто такое бывает? — спросил Мейсон.
— Нет, не очень. Иногда во время болезни, но теперь я здоров и у меня даже нет температуры.
Мейсон прикоснулся ладонью ко лбу мальчика и понял, что его собственная рука гораздо теплее лба мальчика.
— У тебя действительно нет температуры, — сказал Мейсон.
— Я понимал, что исчезаю, и это меня напугало. Я был — и вдруг меня не стало. Весь мир остался, а меня нет.
