Вирьяму | страница 10
Развалившись на стуле, хозяин «Золотого калебаса» устало глядел на дождь. Его маленькая сухонькая жена сидела напротив и то и дело тяжело, прерывисто вздыхала.
— Ты знаешь, Робер, сколько уже времени мы тут торчим?
— И не хочешь знать, да? Так вот, через десять дней будет двадцать два года… Вернемся домой, Робер. Мы с тобой ведь уже немолоды.
Робер встал, снял со стены переносной фонарь и принялся разбирать его, чтобы протереть стекло.
— Да еще Марию вздумал отпустить…
— Она хотела пойти к полуночной мессе, — оборвал он ее.
— Робер, давай бросим все и уедем. Что дает нам сейчас эта жалкая гостиница? Один-единственный постоялец за четыре месяца… Ты только послушай, как он кашляет.
Робер зажег фонарь, встал и пошел его повесить. Из-за изъеденной термитами стойки он достал бутылку и отхлебнул глоток. Потом сел, не выпуская из рук бутылки, в небольшом пятне света, подальше от супруги.
— По горло я сыта и тобой, и страной этой, и ее климатом, и ее жителями, — неожиданно вскипела Жермена. — Посмотри, в кого я из-за тебя превратилась. Больше двадцати лет провести среди дикарей — в дыре, где малярия, болотная лихорадка, змеи… двадцать два года иллюзий. Давай расскажи мне о своем Эльдорадо: «Там, куда мы едем, дорогая, нет ни полиции, ни налогов; полно алмазов и золота, десятки слуг будут выполнять любое твое желание». Да уж, можно сказать, ты меня здорово купил.
Робер снова отхлебнул из бутылки.
— …А те невеликие богатства, какие и были в этом краю, увела у тебя из-под носа Алмазная компания. За все это время ты сумел набить нашу комнату только этими жуткими масками да звериными шкурами. Останься мы в Европе, нам по крайней мере…
— Ты прекрасно знаешь, что во Франции на меня объявлен розыск. И в других странах тоже. Я же считаюсь военным преступником… Успокойся, скоро мы начнем собираться в дорогу. Насовсем.
Постоялец захлебывался кашлем. Они услышали, как он отхаркался и сплюнул.
— …Ты права, — продолжал Робер. — В самом деле, пора нам сматываться. Пойдем-ка, я тебя сейчас удивлю: такого грандиозного, великолепного сюрприза тебе еще никто в жизни не устраивал. Ты увидишь, что стоило здесь двадцать лет плесневеть.
Он взял жену за руку и вышел с нею.
Каждый день в один и тот же час тем же привычным, почти ритуальным движением собета[4] Сампайо на глазах у зачарованных приятелей — хромого Мануэля, своего двоюродного брата Жоао, бывшего капиты[5] Аллого, хвастуна Васконселоса и старика Келани — доставал из чехла свой маленький приемник.