III
Не выпуская из рук кривого цыпленка, подаренного бабушкой, я приехал домой к матери и там встретился с еще одной новой сестрицей. Они продолжали появляться почти ежегодно — и так шло до полдюжины. Конечно, рождение этих сестренок никакого удовольствия мне не доставляло.
Я бродил по дому, выходил и вновь возвращался — так тянулись дни за днями, — но никогда я не заглядывал в комнату матери, ни чтобы увидеть новорожденную, ни чтобы поздороваться с матерью. Постепенно я привыкал видеть сестренок, укачивать их, а потом, когда они начинали бегать, я привязывался к ним.
Мы жили, как я уже говорил, по соседству с Лас Пилас, неподалеку от городского кладбища Сементерио Хенераль. Нашего хозяина, владельца нескольких лачуг, звали дон Герардо; всегда молчаливый и замкнутый, он продолжал работать пианистом в оркестре, как толковали, по настоянию жены. В этом заработке он, разумеется, не нуждался и жил с комфортом в хорошем доме, к стене которого прилепился наш домишко. Грузная супруга хозяина, донья Фортуната, была ко мне очень добра и приветлива, а к моей матери она всю жизнь, до самой своей смерти, испытывала сильную привязанность. В глубине души она была очень хорошей женщиной, но немного скуповатой. Она не доверяла служанкам и запасалась провизией сама; торгуясь из-за каждого сентаво, казалось, находила в этом большое удовольствие. Моя мать искренне уважала и ценила богатую сеньору, но раз поздним вечером я слышал, как она вполголоса обсуждала с дядей Сакариасом одно в высшей степени странное пристрастие доньи Фортунаты.
Из разговора я понял, что донья Фортуната ворует в мясной лавке кусочки мяса и быстро прячет их в глубоком кармане передника.
Моя мать не хотела верить этой истории и считала ее сплетней. Но в тот же день утром она вышла купить ниток и встретила донью Фортунату, которая рылась в корзинке у крестьянки в поисках лучших мотков. Моя мать остолбенела, заметив, как донья Фортуната ловко стащила у доверчивой женщины два мотка и мгновенно спрятала их в глубоких складках передника, который намеренно поддерживала левой рукой. Каждый моток стоил пять сентаво. Рассказав об этом, мать добавила:
— Несмотря на нашу бедность, я никогда не решилась бы на такое дело! Что за нужда у нее, такой богатой, выкрадывать десять сентаво у несчастной крестьянки?
Тогда дядя объяснил ей, что донья Фортуната страдает редкой болезнью — непреодолимым стремлением к воровству, так называемой клептоманией. И дядя был прав. У нас, в Коста-Рике, клептомания — довольно распространенная болезнь, но поражает она только благородных господ, словом, это — болезнь богачей. Я никогда не слыхал, чтобы ею страдали бедняки.
