Мне доставляло удовольствие доводить Аврору до белого каления, и я частенько принимался при всех дразнить ее женихом, который ухаживал за ней в те дни. Очень хорошо помню этого жениха, за которого Аврора несколько позже вышла замуж: смуглый юноша с черными вьющимися волосами. Летней ночью, когда все засыпали, он приходил с гитарой под апельсиновые деревья, что росли у нашего дома, и пел чудесные песни любви.
Мне очень нравились эти серенады. Заслышав, как он перебирает струны гитары, я поднимался на цыпочки и выглядывал в окно: луна заливала бледным светом двор и устланную пылью дорогу, играла в листве деревьев. А в тени апельсиновых ветвей стоял влюбленный — с платком на шее, кинжалом за поясом и гитарой в руках — и напевал:
Хотел бы стать отблеском
Лунного света
И вместе с луною
В очах твоих блистать.
Хотел бы стать пламенем
Тех чувств, что сжигают,
И светом любви
Твой путь озарять…
Такими задушевными и непосредственными были все его песни — старинные, ныне уже забытые песни былых времен. Память моя до сих пор хранит эти милые, трогательные, простые слова.
С детства я был неутомимым выдумщиком и любителем самых безрассудных затей. Осуществлением одной из таких затей я занялся на трапиче: решил разводить раков.
Не знаю, как и когда пришло мне это в голову, однако помнится, что было у меня отгороженное камнями и палками местечко в укромном уголке на берегу канала ниже мельницы, и вот там-то держал я раков, принося сюда каждого пойманного мною во время ежедневных вылазок. Таким образом удалось мне собрать множество раков — одни были громадные, другие совсем малюсенькие. Долгими часами я мог созерцать их и даже пытался дрессировать, лелея невероятнейшие надежды, мечтая о том дне, когда раки размножатся до такой степени, что я создам могущественную рачью армию, послушную моему голосу, исполняющую все мои прихоти… Не понимаю, что я собирался делать с этой непрестанно копошившейся кучей, но, во всяком случае, к моим ракам питал я почти такую же любовь, какую испытывал отчим к своим шумливым пичужкам.
Как-то, в роковой для меня день, старшие обнаружили рачий садок, но ничего мне об этом не сказали. Под вечер, повиснув на воротах и раскачиваясь взад и вперед, я вдруг заметил, что из дверей мельницы выходят крестьяне, которые привезли кукурузу. Они подошли к воротам — и я оледенел от ужаса: на перекинутой через плечо палке болтались нанизанные, точно бусы, все мои раки! Я перепугался еще больше, услышав слова одного из крестьян:
