— А что — ангина?
— Ну, конечно. У меня хронический тонзиллит. Такая обида: на улице — жара, июль, а я тут валяюсь. Третий день хвораю… все бока отлежала. Так глупо, аж зло берет. Да вы садитесь, Ракитин!
Он сел в кресло. Кресло было старое, продавленное — и он провалился, колени круто рванулись вверх. Тогда Ракитин передвинулся вперед, на самый край кресла. Сидеть было очень неудобно.
Надежда смотрела на него искоса, из-под челки, чуть улыбалась. А он — словно застыл. Она перестала улыбаться.
— Странный вы человек, Ракитин, — сказала она. — Есть в вас нечто… страдальческое. Ну зачем вы всегда такой угрюмый? А впрочем — простите… И не сердитесь на меня.
— Нет, нет, что вы! Говорите, пожалуйста! — и он вскочил с кресла. — Мне так нравится ваш голос.
— Мой голос? — удивилась она. — Что ж хорошего? Обычный простуженный голос. Да, не повезло — в такую погоду… Впрочем, температура сегодня почти нормальная… к вечеру буду совсем здорова. А что это вы вскочили?
— Вам обязательно надо быть здоровой к в е ч е р у? — насторожился Ракитин.
— Да, представьте, — и она кокетливо прищурилась. — Меня пригласили… но, впрочем, это тайна. Короче — у одного знакомого сегодня маленькое торжество, он обмывает свою удачу…
— Имеется в виду Закатов? — быстро спросил Ракитин.
— Как догадались? — и Надежда нахмурилась. — Не нравится мне ваша проницательность… Да, Закатов. Он звал меня, ну, приглашал… У него книжка в Москве вышла. А что, он и вас пригласил?
— Нет. Зачем я ему?
— Извините. Это ведь неофициальное мероприятие, так… узкий круг…
— Я все понимаю, — быстро кивнул Ракитин.
Надежда уставилась в потолок, прошептала:
— Даже не знаю — идти, не идти…
— Вы ж больны!
— Вот я и говорю — сомневаюсь.
И она размотала полотенце, отбросила в сторону, облегченно и жадно вздохнула, — а Ракитин с тоскливой нежностью посмотрел на тонкую ее шею, на хрупкое девичье горлышко, вздрагивающее от боли при затрудненном глотании, и у него самого заболело вдруг горло, заныло, словно он только что заразился ангиной.
— Зачем вы грызете ногти? — внезапно спросила она.
— Что? Да так… — растерялся он, как мальчишка. — Дурная привычка. А вам противно?
— Пора отвыкать, — заметила она с притворной строгостью.
— Надежда, — сказал он тихо, — Надежда… Надежда…
— Что с вами? — удивилась она. — Вам плохо? Вы так побледнели.
— Ничего… просто здесь душно. Можно, я приоткрою форточку?
— Да, разумеется. Хоть окно.
Ракитин подошел к окну, распахнул створку. На улице было так же знойно и душно, как и в комнате. Почти никакой разницы. И не проветришь.
