– Как это так? – удивился подьячий.
– А так! Пока мы об этом никого не известили, то и не ведаем. А как известим хотя бы нашего дьяка, то с того дня, выходит, и ведаем!
– Ловок! – одобрил Деревнин. – Быть тебе подьячим! Ну и как же нам теперь быть?
– Взошло мне тут кое-что на ум… – туманно выразился Стенька. – Отпусти, Гаврила Михайлович, денек походить! Христом Богом прошу! Не с пустыми руками вернусь!
– Ин быть по-твоему, ступай! – решил подьячий.
* * *
Настасья, в отличие от Данилки, Москву знала. Править она тоже умела, да и кобылка бежала резво – видать, наскучив глупым стоянием в переулке, спешила домой.
Наконец раздалось «Тпр-р-ру!». Настасья обернулась.
– Приехали, вылезай. Отсюда пешком пойдем. Эй, куманек!
Куманек, понятное дело, задремал под войлоком. Настасья сошла с саней и хорошенько его тряхнула.
– Вставай, свет. Избудем нашу заботушку – отведу тебя к девкам и спи там хоть до весны.
Данилка вылез.
Они были в укромном местечке за церковью.
– Теперь тихо, – велела Настасья. – Иди за мной и ничего не бойся. Нож при тебе?
– При мне.
– Вытер хоть о войлок?
– Да.
Похлопав в благодарность кобылку по шее, Настасья взяла ее под уздцы и уверенно пошла вперед. Данилка, не пряча ножа, за ней.
– Настасьица… – шепотом позвал он. – Я вроде бы здесь уж был.
– Был, был, – подтвердила Настасья. – Здесь тебя кобель трепал. Вот так мы сейчас санки поставим… Пусть думают, будто кобыла сама домой пришла. И будем ждать.
– А где?
– А за санками. Тащи-ка войлок…
Данилка постелил войлок на снег, и они присели за санями, умостив под себя еще и полы шуб.
– Чего ждем-то? – спросил Данилка.
– Гвоздя ждем. И молчи, ради Бога, кобыла вон беспокоится. Следи за ней. Как ушами зашевелит, значит, и человек сюда идет.
Гвоздя прождали недолго.
Очевидно, ему удалось уйти от стрелецкого караула. Шел он неторопливо да и вел себя, как человек, который не опасается погони, а просто погружен в тяжкое раздумье.
Гвоздь, увидев кобылку с санями, похоже, даже не обрадовался.
– Ишь, гулена… – неодобрительно сказал он и трижды бухнул кулаком в калитку.
Калитка приоткрылась.
– Не приходила? – спросил Гвоздь.
Что-то ему там буркнули отрицательное.
– Проклятая баба… – отвечал Гвоздь. – Вот ведь кашу заварила!..
Из-за калитки, видать, что-то спросили.
– Не твое дело, – отрубил он, подошел к саням, повернулся к ним задом да и сел на облучок. – Скоро, поди, явится.
Настасья сжала Данилкину руку – молчи, мол, дурак…
Данилка недоумевал. Вот ведь перед ними была спина Гвоздя, вот и башка его, в которой варились и кипели всяческие злоумышления! А Настасья еще чего-то выжидала.
