— Мне об этом тоже болтали, да я не верю. Она мертвая, спи.
— А ее дух?
— Да что он нам сделает? Закройся подушкой и молчи.
Но через минуту Циля услышала плач уже в подвале под собой. Потом ей почудилось, что плачут уже у самой двери. Она дрожала всем телом и уговорила наконец Мацо зажечь лампу.
— Да говорю тебе, это какие-нибудь дети плачут, — отгонял страх Мацо.
Они прислушались.
Плач доносился уже будто из сеней. Тут уж и у Мацо внутри все похолодело. Но он все-таки распахнул дверь и поглядел в сени.
Плач утих.
Никого не было видно.
Циля тоже встала и заглянула за печь, под лавку, во все углы — не увидит ли чего. Но ничего не увидела.
Они снова улеглись, оставив на припечке зажженную лампу, и Циля стала расспрашивать мужа, не забыли ли они чего дать покойнице в гроб, положили ли туда деньги.
Да это были только намеки — Циля хотела напомнить мужу о страшном сне и об Анниных словах.
Но что это, — плач раздавался уже под самым окном. И не просто плач — завывания.
Тут Мацо стало не до шуток; он рассвирепел и стал бранить покойницу жену, дескать, мало он с ней за пятнадцать лет намучился, так она ему и теперь покоя не дает!
— А если это и вправду ты, скажи, чего тебе надо, и уходи! — Мацо охватила злость. — Не серди меня лучше, не то прибью и после смерти, раз уж при жизни этого не сделал!
Он распалялся все больше, Циля даже стала его успокаивать. Но Мацо, когда плач раздался снова, вырвался из ее рук, соскочил с постели и, схватив из-под лавки топор, выбежал из дому.
Когда Циля осталась одна, ее охватил страх за себя и за мужа.
Как была, в одной рубашке, подхватила она лампу и, подгоняемая страхом, вышла из комнаты; услыхав, как Мацо проклинает во дворе покойницу, она словно в забытьи шагнула к чулану; но едва отворила дверь и сделала один шаг, как огонь задуло. Циля отпрянула, обернулась в сени, и в ту же минуту раздалось:
— А, проклятая! Плачь теперь! — Мацо с порога изо всей силы всадил топор в грудь своей собственной, второй жены, думая, что из чулана выходит Анна, «привидение», которое, как они с Цилей поженились, не давало им покоя всякую ночь.
Кровь залила его руки, и тело Цили рухнуло наземь.
Мацо опомнился, побежал за мельником, но когда вернулся с ним и другими, Циля уже умирала. Заплетающимся языком пробормотала она что-то об Анне и о расплате и умерла.
Прибежавшие соседки обрядили ее и положили на стол. Расходясь по домам, люди вспоминали ребячьи рассказы о привидении.
