— Арман, — произнес он. — Прости меня. Я вовсе не собирался лезть к тебе в душу или поучать тебя. То, что ты делаешь — твое личное дело.
Арман расхохотался.
— Теперь ты говоришь, как один из этих чопорных стручков-англичан из Торонто. Они тоже никогда, ну совершенно никогда не лезут в душу. Нет, mon cher, ты вовсе не лезешь ко мне в душу. То, что я собираюсь тебе рассказать, сослужит тебе службу. Даже повысит твой авторитет в глазах коллег.
— Не надо, прошу тебя, Арман, — попросил смутившийся доктор.
— Нет уж, — возразил Арман. — Выслушай меня, а в один прекрасный день ты, быть может, напишешь умную статью для медицинского журнала. Моя жена и я… — Он приумолк, потом сказал: — Или лучше сказать — Моника и я? Не важно. Как бы то ни было, мы с ней не спим вместе.
— Что ты имеешь в виду, черт побери? — спросил доктор.
— Терпение, мой друг, — Арман предостерегающе приподнял ладонь. Терпение. Нет, мы иногда ложимся в одну и ту же постель. Ты ведь наверняка заметил, что у нас в доме нет раздельных спален, а в нашей общей спальне всего одна кровать. Но это вовсе не супружеское ложе.
— Арман, ты просто пьян.
— Возможно. Во всяком случае, я шел к этому весь день. Но ты послушай. Моника разработала совершенно уникальную систему. Может быть, ты замечал, что внизу, на первом этаже, она выгородила для себя уголок, который называет комнатой для вышивания? И ты видел, что там стоит кушетка? Так вот, в те ночи, когда я поднимаюсь наверх первым, Моника остается внизу в этой клетушке и спит на кушетке. Но это еще не все. В тех случаях, когда Моника ложится спать первой, а это бывает чаще всего, она залезает в постель со своей стороны и лежит недвижно, как бревно. Когда я тоже ложусь, она делает вид, что спит. Для нее это вопрос гордости.
Арман подлил себе виски.
— А я еще долого-долго лежу без сна.
— Арман, — мягко произнес доктор и сжал пальцами руку друга.
— О, я понимаю, о чем ты думаешь, — сказал Арман. — Ты, должно быть, недоумеваешь, как нам с Моникой удалось завести ребенка. Что ж, я тебе и это скажу. В нашу брачную ночь я изнасиловал ее — именно тогда она и забеременела. Это единcтвенный стоящий поступок, который я совершил за все время нашей с ней совместной жизни. Наоборот, я абсолютно уверен, что единственный добрый поступок Моники за это же время это рождение Анжелики. С тех пор я больше ни разу к Монике не прикасался.
Мужчины долгое время сидели и молчали, потом Арман посмотрел на своего друга и произнес:
