— Не смеши меня, — хрипло произнесла она. — Ты всегда думаешь только о себе и о своих скотских удовольствиях.
Арман медленно налил себе на добрых два пальца чистого виски и выпил залпом, не разбавляя.
— О каких удовольствиях ты говоришь, Моника? — спросил он. — Виски? Секс? Или и то, и другое?
Моника внезапно закрыла лицо руками.
— Это не твое дело, Арман, — сказала она. — Пожалуйста, уйди отсюда и оставь меня одну.
Армана сразу охватил стыд. Он посмотрел на поникшую голову Моники, на ее рузбухший живот и, отставив стакан в сторону, попытался обнять ее.
— Нет. Не надо, Арман. Уйди отсюда. Оставь меня в покое.
— Моника! Моника, милая моя. Давай не будем сегодня ссориться. Позволь мне…
Моника вырвалась из его рук.
— Оставь меня в покое! — завизжала она. — Не прикасайся ко мне!
Лишь каким-то крохотным уголком мозга, не затуманенным яростью, Арман сумел осознать, насколько захлестнул его гнев. Гнев стучал в висках, пульсировал в жилах, но более всего распирал стиснутые кулаки, и это испугало Армана. Ему уже приходилось испытывать такое. Еще до того, как он затеял драку в салуне, до того, как завербовался в армию и до того, как едва не сломал челюсть одному из своих братьев. Арман понял, что готов ударить жену.
Он заставил себя отвернуться, но, если он сумел обуздать гнев в кулаках, с языком Арману совладать не удалось.
— Я ухитрился жениться на самой вздорной, взбалмошной и холодной, как рыба женщине во всем этом чертовом мире!
Моника рванулась к двери. Арман хотел было ухватить ее за руку, но промахнулся. Моника взбежала по лестнице наверх и, влетев в спальню, попыталась хлопнуть дверью перед носом Армана, но Арман успел подставить ногу.
— Ничего не выйдет, — сказал он. Я уже сыт по горло твоими выходками. Тебе это больше с рук не сойдет.
Моника не плакала. Повернувшись к нему спиной, она смотрела в окно, стройная и высокая, и Арман на мгновение подумал, что, глядя на нее со спины, никто не сказал бы, что она на сносях. Он смотрел на нее и чувствовал, как гнев постепенно вытесняется пустотой. Не зная, что делать с руками, он засунул их в карманы брюк и уставился на ковер, жалея, что не может выпить.
— Моника?
Она не повернулась и не ответила.
— Давай просто сядем и спокойно поговорим вместо того, чтобы бегать друг за другом по дому, словно детишки, играющие в прятки.
Арман попытался вложить в голос всю неизрасходованную нежность и ласку.
Не поворачиваясь, Моника ответила:
— Будь в тебе хоть капля здравого смысла, ты бы уже давно понял, что нам с тобой не о чем говорить.
