Нет Адама в раю | страница 56
— О, — сказал Арман, — это замечательное изобретение, о котором я имею право рассказать только маленьким девочкам, которые носят имя Анжелика и у которых очень, ну очень чистые руки. — Он умолк и посмотрел в загоревшиеся глаза дочери. — Но я, так и быть, чуточку подскажу. Это изобретение имеет отношение к транспорту.
— Машина! — закричала девочка, захлопав в ладоши, и радостно запрыгала.
— Анжелика, — со вздохом сказала Моника. — Ну почему ты никогда не слушаешься свою мать? Я же сказала тебе — иди мыть руки. Немедленно!
— Да, маман.
— Ты не успеешь, — сказала Моника, глядя, как Арман направился в столовую к шкафчику, в котором стояла бутылка виски. — Мы уже садимся ужинать. Умывайся быстрее.
— Успею, — ответил Арман. — На это много вермени не требуется.
— Разумеется, — бросила Моника.
После слов Моники резиновая нить снова натянулась. Анжелика испугалась — а что будет, если резинка не выдержит и лопнет? Ей стало так страшно, что она повернулась и со всех ног бросилась в ванную.
Вряд ли это получилось у нее осознанно, но с той поры Анжелика ни разу не говорила матери, что чувствует папин запах. Более того, она стала вообще редко разговаривать с матерью. Жизнь с матерью сводилась к чистой одежде, убранным комнатам и достаточно обильной, хотя и довольно однообразной еде — причем сама Анжелика ни в чем этом матери не помогала.
Моника без конца твердила:
— Ты не должна портить руки. Настоящую леди можно сразу узнать по рукам. Не хочу, чтобы кто-нибудь упрекнул меня в том, что я вырастила не настоящую леди.
Или:
— Жить в грязи грешно. Наш Создатель сотворил тело как храм для души. А можешь ты вообразить себе грязную церковь? Нет. То же самое и с людьми. Грязнуля живет во грехе и противится воле Господней.
Бесед у матери с дочерью не получалось. Когда Моника говорила, Анжелика слушала ее вполуха. Стоило ли слушать, если мать все равно никогда не говорила ничего путного. Все разговоры сводились к их дому или бабушке Генриетте, или к новым платьям, которые Моника собиралась сшить Анжелике все это казалось девочке ненужным и скучным.
Незадолго до своего дня рождения — ей должно было исполниться двенадцать — Анжелика проснулась ночью от боли и ощущения, будто она погружена во что-то липкое. Девочка зажгла свет, откинула одеяло и с ужасом увидела, что ночная рубашка и простыни мокрые от крови. Анжелика бросилась вниз, оглашая дом криками, а мать, только взглянула на нее, отвернулась с гримасой отвращения.