— Моника должна поехать, — сказал Туссен.
— Ты что, рехнулся? — завизжала Жоржетта. — Моника должна как можно скорее вернуться на работу. Не можем же мы прожить только на твое жалованье!
— Генриетта — бабушка Моники, — упрямо заявил Туссен. — Когда-то она заботилась о нас, а теперь Моника должна позаботиться о ней. Это наш долг перед Генриеттой.
— Лично я Генриетте ничем не обязана! — запальчиво выкрикнула Жоржетта. — Моника останется здесь и будет помогать мне с остальными, а потом выйдет на работу.
— Моника отправится в Монреаль и будет ухаживать за своей бабушкой, повторил Туссен. — Я помогу тебе по дому, а скоро поправится Антуанетта и пойдет работать.
— Моника никуда не поедет! — завопила Жоржетта.
— Хватит, Жоржетта, ты уже достаточно наговорила, — спокойным холодным тоном заключил Туссен. — Еще одно слово и я изобью тебя так, что ты не сможешь стоять на ногах.
Он повернулся к Монике.
— Собирай вещи, — сказал он. — Ты едешь ночным поездом в Монреаль.
Генриетта Монтамбо жила в тpехэтажном особняке викторианского стиля, выкрашенном в желтый цвет, с аляповатыми башенками, многочисленными флигелями и круглыми окнами, причудливыми наличниками и бесчисленными резными деревянными фигурками, понатыканными везде, где только это было возможно. Не дом, а нагромождение нелепостей, но Монике он показался верхом совершенства. Моника, насколько могла вспомнить, никогда не бывала внутри такого замечательного дома, однако каждая комната, каждый флигель хранили отпечаток чего-то знакомого и неуловимо родного, что делало для Моники пребывание здесь спокойным и умиротворяющим. Едва переступив порог особняка Генриетты, Моника сразу поняла, что очутилась дома. Впервые в жизни она изведала подобное ощущение.
Места в доме было вдоволь. Можно было сколько угодно подниматься и спускаться по лестницам, бродить по коридорам и комнатам, не встретив ни единой живой души. Кроме Моники, ее бабушки Генриетты и еще одной пожилой женщины по имени Селеста, которая занималась стряпней, в доме больше никто не жил. Правда, каждый день приходила еще другая женщина, ее звали Бланш, она вытирала пыль и наводила порядок. Дважды в неделю Бланш приводила своего мужа Нормана, который мыл и натирал полы, следил за мебелью и чистил стекла. Он же ухаживал за садом и присматривал за конюшней.
Господи, неужели я умерла и вознеслась прямо в рай, думала Моника. И тут же вспоминала, что такое счастье продлится недолго. Вскоре все кончится, и мне придется возвращаться, вздыхала она.
