Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста | страница 85
Семеро нас через эти загадки прошло. Как-то вырастали: один за одним. Как и родились. И уезжали кто куда. А вот где кто — не знаю. Нет того, что родственными чувствами называют. Мне заяц родней в лесу. Птица на ветке. Даже сама ветка. Скажете, такого не бывает. Бывает и будет… Вот знавал я в Припяти одного. Откуда он приехал и зачем — он, верно, и сам не знал. Приблудный. Ничего у него не было. Жил в Зимовищах у одинокой женщины. Несколько лет. Плохо ли, хорошо ли, а жил. И вот под поезд его пьяный дружок толкнул… Чего-то не поделили. А может, просто человеческого не хватило в этот момент. Милиция искала родственников — никто не откликнулся. Так и похоронили, не зная: откуда пришел человек и каким был. И никто не заметил, что его уже нет. Словно и не было такого на земле…
Вот и мы так — сами по себе. И многие так. Кто где.
Мать считала это нормой: вырос — иди в мир, зарабатывай себе кусок.
Был и отец. И тоже словно и не был. Пил он. Почти на улице жил. У всех на виду. А никто не замечал.
И он никого…
Судить их не могу. К жизни, как к самому серьезному делу, надо иметь способности. Они не имели. Да и откуда взяться?! Деревня глухая, народ темный. Без света жили. Я про человеческий свет. Хотя и электричества не было. Вот почему я все на электростанциях больше работал. Одна улица в деревне. Как продолжение дома. Все про всех все знают: кто родился, а кто умер, кто смеялся, а кто плакал. Никаких секретов тебе. Простота… Которая порой хуже воровства. Привыкли люди друг к другу и ничего не стыдились. Себя не стыдились. Языки чесали — как же без этого. Для сохранения членораздельной речи.
Работать в деревне негде. И некому. Вот и поехал вон. Мотался по свету…
Сначала все удивлялся: широка страна… красоты вечной… земля щедра от богатств своих несметных. Для жизни земля. А жизни не получается: на людей пообнищала. Мелковатый народец пораспло-дился. Пьяный и злой. В этой мельтешне и большого человека не видно. Я и себя к этой мелочи причисляю. Заспорит, бывало, наш брат рабочий: всех, мол, кормим, все создаем, хоть и не шибко грамотны, не шибко культурны. И резолюцию принимает: заставить всех вкалывать руками, ликвидировать интеллигенцию как прослойку. Нечего прослаивать. Люди-однодневки… Создавать-то создаем, да все в ущерб живому, человеческому. Трудно мне это объяснить. Увидишь цветы на лугу — и светлеет душа. Лося заприметишь в чаще — и сердце так хорошо дрогнет. А от людей-однодневок свету мало…