– Я пообещала маме, что скажу, иначе она сделала бы это сама, стыдно-то как.
Машина на улице громко посигналила, и Эдварду показалось, что сигнал раздается из его тела.
– Ты больше не можешь спать в моей комнате. Но все в порядке, остальное останется прежним.
Температура его тела резко упала, кожа внезапно похолодела.
– Почему?
– Мама заставила меня пообещать, когда ты появился здесь, когда ты впервые начал спать в моей комнате, что это прекратится, когда мы перестанем быть детьми. Когда я стану женщиной. Тьфу. – Она закрыла лицо руками и продолжила говорить сквозь растопыренные пальцы: – Так она это называет.
Эдвард посмотрел на часы на прикроватном столике. Было 20:17. Почему этот день до сих пор не кончился?
– О чем ты говоришь? – спросил он. – Ты же знаешь, я ничего не понимаю.
– У меня начались месячные.
С тех пор как Эдвард встретил Шай, он каждый вечер прокрадывался в темноте к ее дому. Исключением была разве что поездка в Вашингтон.
– Ну и что? – спросил он, хоть и догадывался, что теперь Беса будет следить за ними. Это точка отсчета, территория, на которой начинают действовать ее правила.
– Я знаю, что ты не хочешь спать в детской. В вашем подвале есть раскладной диван. Если хочешь, спи там. Я помогу его разложить. Ты можешь поспать в моей комнате еще несколько дней, пока не приберемся в подвале.
Эдвард моргнул. Он не знал, что ответить, поэтому сказал:
– О’кей.
– Мы оба знали, что так не может продолжаться вечно.
Я не знал, подумал он.
На следующий день, в среду, после уроков Эдвард пришел в кабинет директора Арунди. Они кружили по периметру комнаты: Эдвард – с голубой лейкой, директор Арунди – с крошечными тканевыми мешочками, наполненными различными удобрениями. На мешочках не было надписей, но директор прекрасно знал, какое удобрение хранится в каждом из них. Некоторые удобрения он втирал в листья, а затем регулировал тепловые лампы, расположенные над ними, или осторожно делал углубления в почве, потом высыпал содержимое мешочка в отверстия.
Эдвард научился медленно лить воду и следить за цветом почвы, чтобы понять, насыщена ли она. Темно-коричневая почва – хороший знак, но вот если она становилась черной и появлялся налет – это значило, что он перестарался. Эдвард пытался сосредоточиться, но его руки дрожали, ведь он почти не спал. Он лежал без сна на полу комнаты Шай, пытаясь запомнить трещину в потолке и едва уловимые звуки, которые издает подруга, когда переворачивается во сне.
