Сандерсон сам принес кувшин с горячей водой и поставил его в таз. С тех пор как он узнал истинный путь, ему нравилось прислуживать гостям по мелочи. Он не стал заговаривать с немцем, поскольку было еще слишком рано. В такое время дня слова могут осквернить чистую радость жизни.
Фосс лежал и слушал, как люди в доме принимаются за свои дела. Прислуга обменивалась немудрящими деревенскими снами, которые видела ночью. Девушки хихикали, устроили возню и совсем расшалились, потом хозяйка на них прицыкнула и велела принести щетки и ведра. Последовали шорохи и плеск воды, уборка началась. Деловито шуршало платье хозяйки, расхаживавшей по коридору.
Постепенно целительный воздух Рейн-Тауэрс произвел на Фосса почти тот самый эффект, на который рассчитывали хозяева. В сопровождении добродушного мистера Сандерсона немец медленно объезжал загоны, осматривая лошадей, мулов и еще кое-какой скот, предназначенный для нужд экспедиции. Остальные животные – отара овец и стадо коз – ожидали путешественников в Даунсе, у мистера Бойла.
Пока глава экспедиции был занят, другие участники тоже не скучали: чинили одежду, писали дневники, дремали, ловили мух для рыбалки, жевали сочные длинные травинки или рассказывали байки работникам и недоверчивым горничным миссис Сандерсон. Зато когда Фосс появлялся, они тут же вскакивали, готовые подчиниться любым распоряжениям, теперь казавшимся совершенно разумными. В его присутствии с них снималась вся ответственность, и на данном этапе им это особенно нравилось. Думать самим не приходилось, и можно было спокойно лежать и щуриться на солнце. Ведь главным был Фосс.
Порой немец держался по-отечески. Это было настолько ему несвойственно, что он сам себе дивился. В бороде стала проступать седина, что придавало новому образу достоверности, морщинки вокруг глаз, несомненно, свидетельствовали о доброте, в то время как сами глаза поощряли к откровениям, причем таковым, которые заставляют большинство крепко задуматься, прежде чем вверяться кому бы то ни было.
Во время пребывания в Рейн-Тауэрс немцу довелось выслушать много историй. К примеру, Гарри Робартс признался, что отец подвешивал его вверх ногами на цепях, над углями костра, и смотрел, как тот истекает по́том. Следующим пришел Тернер. Солнце нещадно палило, и голос его звучал угрожающе медленно, когда он рассказывал про дом в Кентиш-Тауне, на северо-западе Лондона, в котором, судя по всему, снимал угол и в котором кто-то умер, а люди смотрели на него и смотрели, с лестничных площадок и ступеней, пока он не убежал подальше от их глаз и по своей воле прибыл в эту страну, куда других отправляли силой за грехи их. Окончив рассказ, Тернер искоса посмотрел на Фосса, но солнце было слишком жарким, чтобы он мог жалеть о своей опрометчивости.
