Кнут треснул, как гром. Боль снова рванула спину и плечи Люциана, горевшие, как расплавленная сталь. Он чувствовал себя, как кусок металла на своей же наковальне, пытаемый ударами раскаленного молота. Его кожа шипела от каждого прикосновения серебра. Но все-таки он не издавал ни единого звука, даже когда его обдираемое тело сотрясалось под ударами плети Косты.
Каждый удар срывал довольные смешки и хихиканья у большинства аудитории. Падение ликана - любимца Виктора было действительно редким развлечением. Лишь горстка вампиров озабоченно хмурилась. Они нервно смотрели на других ликанов, как будто обеспокоенные тем, что публичная агония Люциана может подстрекнуть его собратьев на бунт.
Их беспокойство было небезосновательным. Среди собравшихся рабов, Кристо и Сабас не могли бездействовать, пока на их глазах с товарища-ликана сдирали кожу. Их лица исказились яростью, они рванулись вперед, чтобы вмешаться. Но бдительные Вестники Смерти были готовы к такому повороту событий. Не успели разгневанные ликаны сделать даже нескольких шагов, как получили от солдат арбалетными прикладами по головам. Они упали на землю, схватившись за затылки. Для острастки им добавили окованными сталью носками сапог под ребра. Аристократические вампиры аплодировали, наслаждаясь дополнительным номером.
Другие ликаны поняли намек. Они попятились от стражи, укрывшись в тени лесов. Вестники Смерти притащили Сабаса и Кристо под руки и швырнули их в толпу рабов. Обмякшие тела рухнули на брусчатку. Ни один раб не посмел придти к ним на помощь, опасаясь навлечь на себя гнев стражи, и избитые, стонущие и скулящие ликаны остались на земле.
"Безрассудные дураки! - подумал Люциан, видя их короткое восстание. Хоть он и ценил их праведный гнев за него, ему не хотелось, чтобы другие ликаны из-за него пострадали. Он сам решил бросить вызов закону Виктора ради Сони, но последствия этого рокового выбора должны были пасть только на него. - Это моя битва, не их".
Он снова взглянул на верхнее окно - и был вознагражден неземной красоты видением. Сверху, из своей спальни, в которую он никогда не осмеливался ступить, на него смотрела Соня. Хотя она сохраняла свое утонченное лицо бесстрастным, не выдавая своей тайной любви, ее влажные глаза утешили его в испытании. Даже если она ничего не могла сделать, чтобы вызволить его - по крайней мере, было легче от знания, что он не одинок в этом злоключении. Их глаза недолго встретились.
