— С добрым утром, Даль Олегович.
Талызин встал со стула у стены и подошел к кровати, скрипя половицами.
— В черном теле вы сотрудников держите.
— Почему?
Венедикт хохотнул:
— Так единственная пристойная кровать нашлась в спальне этой вашей Адашевой.
Теперь до Даля наконец дошло: поместье.
— Как я сюда попал?
— Я вас привез. На авто. Посчитал, что так будет лучше. Для академии. Ох, и бузили вы там, — он, весело щурясь, помотал головой. — Нет, что у нас нелюбовь с военными крепкая, я как бы в теме. Но обзывать ректора козлом — это уже перебор, право же…
— Что, серьезно?
— Говорили еще, что у них дисциплина ни к черту. И порывались караулу, упустившему Вереса, морду набить. И доктору, что вас перевязывал. Ну, я вас сгреб и…
— Спасибо, — от всего сердца сказал Талызину Даль.
— А вот вставать не пробуйте, — удержал тот начальство. — Я вам чаю принесу сейчас. С бараньками. И утку.
— Подите к лешему! — рявкнул комиссар, чувствуя, как в голове гулко отдается собственный голос. — То есть, того, руку дайте.
И упрямо уселся в постели, свесив ноги на неметеный пол. За окошком было серенько. Качались ясеневые кусты, скребя окошко языками золотых листьев. В доме было мертвенно тихо. Даже ходики не стучали.
— Гай с Вересом где?
— Сидят по кладовым. Разным. Дедкина внука я допросил. Столько пафосу натекло — аж обляпало. А так ничего такого и не знает, что нам было бы не известно. А Вереса вам оставил.
— Володя знает, что Ариша погибла?
— Нет.
Ненавидя себя за слабость, Даль справил нужду с крыльца на доцветающие георгины и трясущимися руками завязал веревку на подштанниках. Талызин под локоть повел его в дом. Бросил куртку с плеч комиссара на вешалку, усадил на кровать и ушел за обещанным чаем.
Помог Далю умыться, поливая из кружки с лебедями на белой эмали. Одел. Есть комиссар не смог — его воротило от еды, даже от запаха. Обошелся чаем. Приказал привести Володю Вереса. Сидел на кровати, для арестанта Талызин поставил табурет, сам устроился с протоколом к туалетному столику.
Чувствовал себя Володя в бывшей спаленке Ариши неуютно. Ерзал, вертел головой. Прятал глаза.
— Что же вы, господин Верес, — как бы даже с сочувствием спросил Даль, — злоумышляли противу государыни и к замужней особе подбивали клинья?
— Что?
Белесые ресницы задрожали. Володя поднял скованные руки, чтобы зачесать назад волосы и так справиться с волнением.
— Раскуйте вы уже его, — вздохнул Даль. — Он слово даст, что не сбежит.
— А если не дам?
