Не слушать, не слушать! Колени задрожали, и слёзы выступили. Не хватало только уснуть сейчас. А потом… и не проснуться…
Темнота по — маланьевски щёлкнула по носу, довольно ощутимо. Дрёма всё качалась, качалась — и твердит себе:
— Баю — бай, баю — бай…
Вспомнилось отчего-то: на старой квартире у наших соседей умерла во сне дочка. Хорошенькая, розовощёкая Люсенька, никогда ничем не болевшая, которую десятилетняя я качала в коляске, перестала дышать. И вдруг живо — живо представилась Люськина комната с обоями в мелкую ромашку, и страшилище с обезьяньими руками, качающееся на окне и ведущее свою «колыбельную». Когда воображаемая бабка, слившаяся с нынешней, потянула кривые пальцы к посапывающей крохе, чтобы запихнуть душу в свою корзинку, я зажмурилась — и с силой воткнула стилет прямо в проклятую руку. Тотчас спала минутная сонливость.
Нет, не было крови или ещё чего-то в том же духе. Дрёма зыркнула белёсыми глазами — и рассыпалась чёрными хлопьями. Почему-то вдруг сильно запахло ромашками.
А я села на такой уже родной пол — и разревелась. Не заткнулась даже тогда, когда меня обняли чьи-то руки, и после успокаивающего шёпота:
— Лучше забудь. Воспоминания всегда… болезненны. Потому что изменить прошлое невозможно. Но зато мы ещё можем изменить будущее.
Я подняла голову на Светозара. Вот часто говорят — я тебя понимаю, и не веришь. А сейчас — верилось. Что-то такое в глазах… как кусочек пепла потерялся. Наверное, так и выглядит тоска. И правда — серая, не зелёная…
— Да утри сопли уже, — фыркнула Стелла, — тоже мне — рёва — корова. Радоваться надо!
И опять хихикнула. Доска бесчуственная. А ещё добренькая, называется.
Вот бывало у вас такое, чтоб потеряться в лесу, да ещё и посреди ночи?..
Со мной — нет. И толком неясно, почему сейчас вокруг — ночной лес, да ещё не какой-нибудь там, где на километр два — три чахлых деревца. Тут и там — слабые проблески лунного света, вон, путаются между переплетённых веток и почти сразу же гаснут; да нет же, не луна, а фонарь с жутким голубым светом. Похож на лампочку, знаете, из магазинчиков типа «Всё для Хэллоуина». Чуть ближе свет, и видно: несёт фонарь жуткая фигура, окутанная с головы до ног спутанными космами. А рожи совсем не видно.
Убежала бы, да только колени подкашиваются: так и плюхнулась на сухой валежник. Ай! Ветку в самое мягкое-то за что?! Я потёрла «раненное» место, и тотчас фигура задвигала носом, завертела в стороны фонарём. Нет, она же не меня ищет, правда? Не меня.
