Не твоя вина - София Серебрянская

Иногда Вестнику Андрасте хотелось вылакать в одиночку как можно больше местного пойла, так, чтобы после путаться в ногах, а поутру проснуться на конюшне от воплей Деннета или дружеского пинка Блэкволла. Когда пьянеешь, мысли лёгкие, звенящие, а уж как шустро вылетают из головы!

Конечно, Жозефина бы отчитала его, как дитя: мол, не пристало благородному господину нажираться в сопли с собственной солдатнёй. Вирен никогда с нотациями не спорил. Знатная девица, увешанная драгоценностями с его кулак, уж точно не поймёт: иногда лучше напиться и натворить огромную кучу мелкой дури, чем в трезвом состоянии выдать одну большую.

Главное — чтобы язык отказал раньше разума, потому что иначе можно вляпаться и по-крупному.

К чему такие ухищрения, твердит лощёная аристократка, похожая на породистую лошадь. Тебе не обязательно пить, чтобы забыться: ты можешь попросить Коула помочь.

Словно паренёк с растрёпанными светлыми волосами — Вирен знает, насколько пряди жёсткие, насколько колют кожу — не живое существо. Всего лишь средство, которым можно воспользоваться, вроде пиявок или целебной магии.

В общем-то, говорит Жозефина, его не надо даже упрашивать. Достаточно подойти к нему — и он почувствует в душе неполадку, исправит словом или делом; в конце концов — просто сотрёт источник боли из памяти.

Она не поймёт, почему Инквизитор боится даже случайного столкновения с Коулом, говорит с ним лишь в толпе; Сера хихикает в кулак, утверждая, будто бравый Вестник Андрасте готов наложить в штаны при виде «демона». За такие шуточки он как-то раз подпалил ей зад — не сильно, но ей хватило, чтобы впредь издеваться исключительно с безопасного расстояния.

«Не называй его демоном», — сказал тогда Вирен. «Не смей, или я заставлю тебя проткнуть себе глотку собственной стрелой, ты же знаешь, маги крови на это способны», — это он, переводя дыхание, несколько раз повторил про себя.

В конце концов, Сера просто трясётся за собственную шкуру. Будь Инквизитор немного миролюбивее, он бы даже смог её понять.

Забавный парадокс, когда хочешь видеть кого-то — и боишься, что ненароком он заглянет тебе в душу, заглянет слишком глубоко. И увидит то, что может изменить его. Слишком сильно, даже непоправимо навредить. Солас, конечно, тот ещё зануда, но насчёт духов Вирен предпочитал с ним не спорить.

Дух становится демоном, когда получает приказ, противоречащий его природе. Так, или как-то вроде. Что случится с духом милосердия, если он поймёт, что причинил боль? Ответ очевиден, но вслух лучше не произносить. От одной мысли сердце сводит — такое себе напоминание, что оно пока на месте.